На этом сеанс связи был завершён. В моём сердце тревога за действия прибившихся к нам сторонних подразделений несколько улеглась. Хотя если прямо сказать, я ни о каких сторонних подразделениях всего пару часов назад и не думал. Голова болела только за людей 6-го мехкорпуса, ну и, конечно, за моих бывших ребят, продолжающих служить в 7-й ПТАБр. А наступление на Варшаву действительно, как и нашёптывала сущность моего деда, была авантюрой и актом отчаянья. Но вот теперь, после прибытия в Хорощ, беседы с Пителиным и его товарищем Леоновым, а ещё, конечно, разговора по рации с Жуковым и неожиданного возвышения в военной иерархии, моё восприятие действительности очень сильно поменялось. Раньше мир был конкретный – был враг, было моё соединение, пускай и большое, но с вполне понятной структурой и службами. А теперь ничего не понятно. На мою бедную голову свалилась ответственность за действия совершенно неизвестных мне подразделений и людей, которых я не знал. А моя натура была воспитана на том, что нельзя доверять людям, которых ты не знаешь. Разрыв психики и представлений о мире. Теперь я понимал, какой, в сущности, был у меня маленький мирок. Оставалось неизменным одно – любым путём удержать сползание страны в ту яму безнадеги, в которой она находилась в моей бывшей реальности. Любыми методами, какими угодно жертвами, но остановить этот проклятый фашистский молох – вплоть до того, что самому с противотанковой гранатой броситься под него. А согласие стать командармом и было моей противотанковой гранатой. Поэтому к чёрту все сомнения и неуверенность в своих силах. Вперёд и с песней, как сказал бы мой друг Пашка.
Ехидный голос второй моей сущности как будто пробудился от этой незамысловатой мысли и своими возмущенными возгласами и брюзжанием заполонил весь мозг. О чём-то думать было невозможно, пришлось вступить в мысленный диалог с этой приземлённой сущностью. Не менее ехидно мысленно я воскликнул:
– Ну что, проснулся, любитель удобств и привилегий! Что-то, когда нужно разрабатывать планы или вести неприятные разговоры, тебя не слышно. Пробуждаешься только когда что-то может ущемить твоё благополучие. Небось, расцвёл там, когда назначили командармом. Знаю, любишь чины, зараза! Но не зря же говорят – любишь кататься, люби и саночки возить. Так что поработать, помучиться придётся, дедуля, чтобы стать настоящим командармом.
– Пацан ты, внучок! На авось всё надеешься? Это надо же – вперёд и с песней! Как с таким отношением можно командовать армией? Сотни тысяч красноармейцев и командиров на тебя надеются и вверяют тебе самое дорогое, что у них есть – свои жизни. А ты с таким наплевательским отношением запросто можешь послать их в атаку под кинжальный пулемётно-артиллерийский огонь. Думать нужно, когда занимаешь такую высокую должность.
– Что ты опять ко мне прицепился, гнобишь за всякую ерунду. Слово от души сказать нельзя, сразу же внутренний цербер в глотку вцепляется. Сам же знаешь, что просто так наобум я ничего не делаю. Стараюсь предусмотреть всякие гадости, которые могут нам приготовить фашисты.
– Да ты ещё малёк, хоть и закончил академию. Против тебя зубры воюют, и провести тебя они на раз-два смогут. Так что одна твоя думалка по сравнению с их опытом и знаниями недостаточна. С Пителиным больше консультируйся, да и этот полковник Леонов умный мужик, его тоже нужно использовать для планирования грамотных операций.
Ну что же, намёк на использование Леонова попал на благодатную почву. Я и сам уже думал над этим вопросом, когда шёл на сеанс радиосвязи с Жуковым. Да что там думал, я уже тогда решил, что часа через три (пусть полковник немного отдохнёт) возьму Леонова в оборот. И подчинится он моим приказам как миленький, хоть и является полковником Генерального штаба. Деваться-то ему некуда, мы в котле, вот и пускай послужит на пользу мехкорпусу. Тогда в моей голове существовал только корпус, а сейчас навалились заботы о целой армии. Анекдотическая ситуация создалась – командарм, а штаба не имею. Однозначно Пителин будет начальником штаба армии, но возникал вопрос, кого ставить на штаб корпуса. А тут появился человек из самого Генштаба, да грех его не использовать в качестве начальника штаба корпуса.
Обдумав этот вопрос, я посмотрел на Пителина, он тоже ожидал, когда установят связь с авиадивизией. С генералом Черных ему нужно было согласовать кое-какие детали взаимодействия, а ещё, как он мне сам говорил, ожидает аэрофотоснимки восточных окрестностей Варшавы и ещё некоторых объектов, интересующих моего начальника штаба. Обещал Черных направить оба своих оставшихся разведчика по маршруту планируемого наступления мехкорпуса. Вернее, теперь уже армейской группы. Дождавшись, когда Пителин оторвётся от своих бумаг, я спросил:
– Борис Михайлович, как думаешь, потянет Леонов штаб корпуса? Сможет ли он заниматься конкретными делами, или полковник витает в генштабовских облаках и разрабатывает свои глобальные теории.
– Да полковник армию потянет, а не то что корпус! Что, думаешь его к нам переманить? Я однозначно это поддерживаю. Специалист он уникальный. Только удержишь ли его здесь, не знаю, не покажется ли ему мелким работать на земле, он птица большого полёта, хоть и полковник. Уверен, что если в Генштабе узнают, что он жив-здоров и находится у нас, то немедленно вышлют самолёт, чтобы вывезти его в Москву.
– А кто будет вызывать Генштаб на связь, чтобы сообщить, что полковник Леонов вышел в расположение 6-го мехкорпуса. Приказом командарма назначим его твоим заместителем, да и всё. А когда сформируется штаб армии, ты его своим распоряжением назначишь исполнять обязанности начальника штаба корпуса. В такой ситуации, которая сложилась сейчас, Леонов даже пикнуть не посмеет, что желает оказаться подальше от линии фронта. Конечно, если он не патологический трус или, допустим, карьерист.
– Он не трус и не карьерист, за это я отвечаю. Полковник чрезвычайно ответственный человек, с огромным чувством долга. И в Генштаб он может стремиться только по одной причине – если там будет более полезен для России, чем здесь, планируя действия всего лишь корпуса.
Монолог Пителина был прерван лейтенантом – командиром радиоузла бронепоезда. Тот с чувством и счастливым выражением лица довольно громко выкрикнул:
– Товарищ командарм, связь с 9-й САД установлена, через несколько минут к рации подойдёт генерал Черных!
Это было хорошее известие, всё-таки мощная радиостанция бронепоезда смогла пробить радиопомехи, и не зря лицо лейтенанта сияло как медный таз. Я поднялся со скамейки, сидя на которой беседовал с Пителиным, и подошёл к операторскому столу. Вот так, стоя рядом с сержантом, удерживающим радиоволну авиадивизии, я и ждал, пока в динамике не раздался голос Черных. Только после этого опустился на стоящий рядом стул, взял микрофон и поздоровался со своим старым другом. В ответ услышал поздравления, в которых проскакивало удивление, как я мог согласиться занять должность командарма в такой кошмарной ситуации. Ясно же, что при негативном развитии ситуации именно на командарма спустят всех собак. Расстрельная должность теперь командарм – в нынешней обстановке не более чем калиф на час. Только отчаянный карьерист и полный псих мог решиться занять такую должность. А Черных знал, что я не карьерист, да и далеко не глупый человек. Одного он не знал, что меня перекинуло из другой реальности, где немцы победили в войне, и чтобы не допустить повторения и в этом мире подобного кошмарного сценария, я был готов на всё, даже стать жертвенным бараном. Пусть у меня и ничего не получится – каток истории не повернуть даже ценой своей жизни, но попытаться я обязан.
