Иван Петрович оказался в составе экипажа трофейного штурмового орудия вследствие трагического случая этой яростной войны на уничтожение – бывший механик-водитель погиб, когда выбрался из-под защиты брони, чтобы обняться с бойцами бронедивизиона, которым он так помог. Поле битвы было ещё не зачищено, и нашёлся один упёртый фашист, который не убежал, а найдя брошенный пулемёт МГ, открыл огонь по группе радующихся победе бойцов. В результате этого коварного удара погибло и было тяжело ранено несколько наших ребят, в их числе был и механик-водитель трофейного штурмового орудия. Немец, конечно, был уничтожен, но ущерб отряду он нанёс. После этой перестрелки была проведена тотальная зачистка, где даже раненых немцев уничтожали на месте. Во время этой зачистки Иван Петрович осваивал управление немецким штурмовым орудием. И освоил неплохо, так как трофейный танк (именно так штурмовое орудие начали называть красноармейцы и даже командиры) принял активное участие в рейде по тылам 7-й танковой дивизии вермахта. Очень хорошо экипаж проявил себя при захвате штабной колонны 7-й танковой дивизии немцев. После того боя я посчитал обоснованной просьбу лейтенанта Костина, чтобы все бойцы Васина влились в состав бронедивизиона. Все, кроме самого лейтенанта и пограничников, которых я собирался направить в распоряжение капитана Курочкина – усилить ими разведку корпуса.
Вот таким образом в составе бронедивизиона и появилось штурмовое орудие. И кстати, очень даже к месту, а то всё пулемёты да пулемёты, а тут какая-никакая, но пушка. И сейчас это проявлялось в полной мере – очень эффектным получилось наше появление у немецких позиций. Теперь даже немецкий ветеран думает, что к ним именно прорвалась моторизованная часть, чтобы помочь обороняться против безумных русских. Которые должны знать своё место у параши и безропотно ждать в Белостокском котле своей участи.
Глава 16
Все посторонние мысли вылетели из головы, как только «ханомаг», в котором я двигался, добрался до каменного двухэтажного здания, стоящего метрах в ста пятидесяти от дома, которое обстреляло наше штурмовое орудие. Оттуда выбежал немец в полной полевой амуниции, в каске и начал махать руками, по-видимому, призывая остановиться. Я сидел в «ханомаге», двигающемся сразу за штурмовым орудием, и мы остановились как раз напротив этого немца. Я распахнул дверь и, не выбираясь из кабины, крикнул:
– Где командир? Немедленно доложить, что здесь происходит?
Немец был ошарашен, что в кабине бронетранспортёра увидел штандартенфюрера, да так, что даже не смог ничего произнести, а что-то мямля, указал рукой вдоль улицы по направлению к центру. Ему на помощь пришёл второй немец, выскочивший из дома. Это уже был фельдфебель и, по-видимому, человек бывалый. По крайней мере, его не лишила дара речи эсэсовская форма, и он, став по стойке смирно, довольно браво, с баварским акцентом, проорал:
– Герр штандартенфюрер, первый взвод второй роты третьего батальона 9-го гренадерского полка ведёт бой с прорвавшимися русскими. Командир батальона капитан Герман Йордан находится в настоящий момент в штабе, который дислоцируется в городской ратуше. Она расположена в полутора километрах от этого места в центре города. Туда ведёт вот эта дорога.
Немец кивком головы указал направление движения, после чего замер, поедая меня взглядом. Ясно было, что он ждёт слов эсэсовского полковника. Хотелось плюнуть на него и ехать дальше захватывать штаб батальона. По прежней реальности я знал, что такой снобизм по отношению младшего по чину, в общем-то, не вызовет у немцев подозрения. Но потом подумал, что всё-таки я изображаю из себя эсэсовца – элиту национал-социалистов, а слово социалист обозначает товарищеское отношение к своему собрату. А этот фельдфебель вполне может быть членом нацистской партии. Поэтому к чёрту снобизм и собственное состояние души – прояви уважение и заинтересованность положением дел у него в подразделении. И я под воздействием этой мысли спросил:
– Фельдфебель, как вы здесь – держитесь? Много ли русских атакует ваш взвод? Хватает ли боеприпасов? Если нет, то можете мне дать заявку, я посодействую, чтобы их срочно доставили.
Немец так же браво, как только что докладывал, ответил:
– Спасибо, господин штандартенфюрер, в моём взводе всего достаточно. Нас атакует не меньше роты русских, но действуют они бездарно. Мы уже их несколько десятков положили. Наши потери – один раненый. Если к ним не прибудет артиллерия и танки, то мы их тут до второго пришествия держать будем.
– Хорошо, фельдфебель, ваш взвод действует отлично, я отмечу это в своём докладе. Как, кстати, вас зовут?
– Вальтер Шульце, командир взвода второй роты 9-го гренадерского полка.
– Всё, считайте, что ваша фамилия будет известна командиру 7-го армейского корпуса, генералу артиллерии Вильгельму Фармбахеру.
В то время когда я словами гладил по головке фельдфебеля, в голове шла напряжённая работа. Получалось, что весь мой первоначальный план по взятию города был невообразимой чушью. Если в этом батальоне все взводы подобны этому, то уничтожение командира и штаба батальона ничего не решало. Командиры взводов, подобные Шульце, не запаникуют, а будут продолжать выполнять приказы, полученные ранее. В идеале, для взятия города нужно, чтобы их командир батальона своим приказом вывел все подразделения и построил немцев на площади, чтобы моим пулемётчикам было удобнее их расстреливать. Бред несомненный! Но так этого хотелось, что мозги буквально скрипели, пытаясь придумать, как всё-таки решить эту задачу. И наконец, мелькнул лучик надежды решить эту, казалось бы, тупиковую задачу. Чтобы не упустить его, я начал сразу же действовать по возникшему в голове новому плану. Он возник так быстро, что беседующий со мной фельдфебель не заметил ни малейшей заминки в моём разговоре.
Первой задачей этого нового плана была связь со штурмующим город полком. Но радиоэфир был недоступен, оставался единственный вариант – направить к подполковнику Ломакину делегата связи с указаниями, что тому делать для ликвидации гарнизона города. А чтобы направить делегата связи, нужно было вызвать какого-нибудь командира, да того же лейтенанта Костина и по-русски дать ему указание. Пусть даже и не вызывать, а самому подойти к «ханомагу», где он находился. А делать это в присутствии фельдфебеля никак нельзя – значит, нужно того куда-нибудь отослать. И я неожиданно для немца спросил:
– Фельдфебель, у вас есть связь со штабом батальона?
Тот озадаченно на меня глянул и сказал:
– Связь есть, городские телефонные линии действуют!
Я тут же воскликнул:
– Это хорошо! Идите и немедленно свяжитесь с командиром батальона. Доложите, что к вам вышла особая группа штаба специальных операций, под командованием штандартенфюрера СС Отто Лонге. Пусть он срочно начинает готовить штаб к эвакуации – все текущие бумаги сжечь, секретные положить в сейф и загрузить на автомобиль. Когда я доберусь до штаба, всё должно быть готово к эвакуации. Понятно, фельдфебель?
– Так точно, герр штандартенфюрер! А что, разве мы будем отступать? Допустим в город прорвавшиеся орды обезумевших недочеловеков? Да мы этих взбесившихся свиней одними пулемётами задавим, а если учитывать и вашу бронетехнику, то горы воняющих трупов обеспечены.
