– Охренеть, один снаряд семь тонн! Сколько же сама пушка весит?
– Такой же вопрос я задал главному канониру, которого мы взяли в плен вместе со всем расчётом этой пушки, он сказал, что 1350 тонн в собранном состоянии. А общая длина орудия, когда его соберёшь и подготовишь к стрельбе, пятьдесят метров, скорострельность два выстрела в час.
– Да… всё-таки чудаки немцы! Вместо того чтобы наклепать танки, которых хватило бы на целый полк, сделали такую дуру.
– Я тоже думаю, что они кретины, но их кретинизм нужно использовать себе на пользу. Долбануть из этой дуры по Кёнигсбергу, пусть их домохозяйки испытают то же, что советские люди в первые часы войны. Когда бомбы падали на мирные кварталы наших городов.
– Согласен с тобой, генерал, но ты сам же говоришь, что эту пушку нужно собирать. Потом, баллистика у неё наверняка специфическая. И даже для опытного артиллериста на таком расстоянии будет проблемой попасть из такой пушки даже в крупный населённый пункт. Это если твои ребята смогут её собрать и зарядить.
– Так для этого пленные немцы есть – зря, что ли, мы их кормим и нормально содержим. Не будут выполнять приказы, я на их охрану поставлю тех, кто прошёл через фашистский плен – они помнят отношение к ним охранников и быстро научат этих немцев любить СССР.
Идея Борзилова, сначала показавшаяся бредом, начинала мне нравиться. Если даже и не удастся эта безумная идея с обстрелом Кёнигсберга, то железнодорожный рейд всё равно принесёт большую пользу. Совершенно точно можно будет не ждать появления немецких дивизий с севера. Вся группа армий «Север» будет гоняться за блиндобронепоездами. В конце разговора я согласился с доводами генерала и дал добро на проведение операции «Прусский поход». Время уже поджимало, и мы завершили сеанс связи.
Больше я не стал ни с кем связываться, скоро будет темно, а нужно ещё проконтролировать качество маскировки артиллерийских полков РГК. Конечно, я поручил этим заняться своим сержантам по особым поручениям Якуту и Шерхану, и они уже несколько часов отслеживали, как полки и, что немаловажно, корректировщики огня маскировали свои позиции. Всё это так, но нужно своим глазом посмотреть всё ли сделано, чтобы немцы до последнего момента не заподозрили присутствия крупных сил русских в опасной близости от шоссе.
Прибыв в расположение 517-го гаубичного артполка РГК, я первым делом осмотрел огневые позиции – никаких нареканий по их маскировке они у меня не вызвали. Затем уже на последнем издыхании (дикая усталость от сегодняшнего дня брала своё), я направился в 525-й артполк. Как сомнамбула походил по огневым позициям, потом выслушал доклады Шерхана и Якута, последние два часа скрупулёзно обследовавших позиции корректировщиков и степень маскировки моего НП. Докладом такого специалиста, как Якут, был в целом удовлетворён, хотя не мешало бы сделать втык командиру 517-го артполка, подчиненные которого первоначально весьма халтурно замаскировали НП. Потом, конечно, после вмешательства моих сержантов, исправили все недочёты, но факт-то безответственности был налицо. Но сил, чтобы куда-то ехать, уже не было, тем более, по словам Якута, после проведения дополнительных работ даже профессиональный охотник не заметит, что из придорожной лесополосы за ним наблюдает не один десяток человеческих глаз. А такая оценка маскировочных мероприятий Якутом дорогого стоит.
Плюнув на всё, я поддался на уговоры Шерхана и с всё разгорающимся нетерпением направился к находящемуся невдалеке хутору польского фермера. Шерхан вместе с местным добровольцем, вступившим в бригаду Коссинского, несколько часов назад провёл с фермером определённую работу, поэтому нас встретили очень радушно. Ужин был великолепным, а кровать просто улёт. Настоящая панцирная, на такой я спал только в Москве. И это было как раз то, что сейчас требовалось моему измученному организму. Как только голова коснулась подушки, мозг отключился, и я провалился в глубочайший сон.
Глава 20
Нахождение в нирване, казалось, продлилось мгновение, проклятая действительность ворвалась в мой мозг глухими взрывами. А когда я подскочил и глянул на свой хронометр, донеслись и отдаленные гавкающие звуки стреляющих автоматических зениток «Бофорс». Эти знакомые ещё по временам Финской войны звуки сразу всё поставили на свои места. Немцы бомбили город Острув-Мазовецка, а поляки полковника Дзибальского своими средствами ПВО отбивались от наседавших самолётов люфтваффе.
«Что-то рановато фашисты начали, – подумалось мне, на часах было всего 4-25 утра. – И странно, что начали бомбить сразу город». Я предполагал, что немцы вызовут авиационную поддержку не ранее, чем наткнутся на наш заслон, и это произойдёт часов в 9 утра. Но фашисты, как обычно, действовали по своим правилам, и плевать они хотели на то, чего от них ожидал русский генерал. Я начал одеваться, когда в комнату вошёл Шерхан, занимавший вместе с Якутом и троими рязанцами смежное помещение. По помятости его формы можно было понять, что он спал одетым и, скорее всего, на полу. «Как истинный фронтовик, и побудка тоже боевая, – думал я, застёгивая ремень, – не все же генералы и спят на панцирных кроватях».
Лицо у старшего сержанта было тоже слегка помято, но ход мысли был, как у истинного ветерана, он невозмутимо предложил:
– Юрий Филиппович, может, перекусим, пока фрицы там развлекаются? Вчера местный куркуль много продуктов выделил, испортятся до обеда-то!
В выражении «фрицы» было что-то новенькое, и мне оно понравилось. А то всё штампы – фашисты, гитлеровцы, немцы, как в политических брошюрах, уши начинали вянуть. Улыбаясь про себя, я ответил:
– Давай, Наиль, мечи всё на стол! Только я выйду из дома на минутку – оправиться надо, заодно и посмотрю, что там фрицы с городом вытворяют!
С крыльца дома города не было видно, а самолеты, бомбившие его, заметить было можно. И опять это были вездесущие пикировщики. Вели себя «юнкерсы» довольно нерешительно, в пике они срывались редко, в основном делали противозенитные манёвры. У поляков действительно были весьма неплохие наводчики. За то небольшое время, пока наблюдал за бомбардировкой города, был сбит один «юнкерс». После этого остальное вороньё, беспорядочно побросав бомбы, ретировалось восвояси. Всего я насчитал девять самолётов. Так что завтрак прошёл идеально, почти как в мирное время, без всяких взрывов и стрельбы.
Идиллия прекратилась через полтора часа, когда я расположился на НП. Особо туда не спешил, перекусывал с чувством, толком, расстановкой, пока прибежавший посыльный не сообщил, что по рации поступило сообщение от разведчиков, оборудовавших свой секрет в 20 километрах от нашего расположения, что показалась колонна фашистов, в которой было довольно много бронетехники: шесть Т-3, девять Т-2 «Лукс», четыре самоходных противотанковых орудия «Панцерягер-1». Кроме этого, среди грузовых автомобилей двигалось с десяток бронетранспортёров «ханомаг». Боевым охранением этой колонны служили четыре бронеавтомобиля 222 и до взвода мотоциклистов. Эмблемы на технике говорили, что вся она принадлежит 9-й танковой дивизии вермахта.
Вот так-то, на нас двигалась не моторизованная дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», а девятая танковая дивизия. Только я начал размышлять, лучше это для нас или плохо то, что гаубичные снаряды покромсают не элиту фашистов, а обычных танкистов, как над головой пронеслось несколько десятков немецких самолётов. И слава богу, они летели бомбить не нас, а многострадальный Острув-Мазовецка. Летело не меньше полка Ю-88. А следом чуть выше проплыл целый полк средних бомбардировщиков «Хенкель-111».
