Тиффани проснулась и вздрогнула, карты посыпались с её коленей на пол. Комнату заливал серый и холодный утренний свет.
Она внимательно посмотрела на безмятежно похрапывающую госпожу Вероломну.
Сколько времени? Должно быть, уже шесть, а то и больше! Так, что ещё нужно срочно сделать?
Ничего. Больше делать было нечего.
Тиффани подобрала с пола туза жезлов и рассеянно уставилась на карту. Значит, вот как играют в покер… У неё стало неплохо получаться, когда она поняла, что главное тут — чтобы на твоём лице была написана неправда. Карты по большей части просто помогали занять чем-то руки.
Госпожа Вероломна всё ещё спала. Тиффани подумала, не приготовить ли завтрак, но это казалось таким…
— Цари Джелибейби, те, которые жили давным-давно и которых хоронили в пирамидах, — произнесла вдруг ведьма, — думали, что могут взять с собой на тот свет имущество. Золото, драгоценные камни, даже рабов. Так что приготовь-ка ты мне сандвич с ветчиной.
— Э-э… вы имеете в виду… — пролепетала Тиффани.
— После смерти меня ждёт долгий путь, — сказала госпожа Вероломна и села в постели. — Вдруг ещё проголодаюсь.
— Но ведь в путь отправится только душа!
— Что ж, может, и у сандвича с ветчиной есть душа, кто знает… — Госпожа Вероломна спустила худые ноги на пол. — Насчёт горчицы я, правда, не уверена, но попробовать стоит. Ну-ка замри!
Последняя команда означала, что старуха схватила щётку для волос и собралась использовать ученицу в качестве зеркала. Пришлось Тиффани замереть и старательно уставиться на лицо в нескольких дюймах от своего носа. Учитывая, что утро и так выдалось непростое, это едва её не доконало.
— Спасибо, теперь можешь идти и заняться сандвичем, — разрешила госпожа Вероломна, отложив щётку. — А я пока оденусь.
Тиффани поспешно вышла и отправилась к себе в комнату, чтобы умыться. Она всегда умывалась после того, как госпожа Вероломна пользовалась её глазами, но у неё ни разу не хватило духу отказаться, а сегодня и подавно не стоило начинать.
Вытирая лицо, она услышала какой-то глухой звук снаружи и подошла к окну. На стекле красовались морозные…
О нет! Нет-нет-нет-нет! Опять он за своё!
Морозные узоры на стекле складывались в слово «Тиффани». По всему окну.
Тиффани схватила тряпку и попыталась стереть узор, но имя проявилось снова, ещё более отчётливо.
Она побежала вниз. Узоры были на всех окнах, а когда Тиффани стала стирать их, тряпка примёрзла к стеклу, и оторвать её удалось только с треском.
Её имя написано на окне. На всех окнах в доме. А может быть, на всех окнах в горах. Повсюду.
Он вернулся. Ей стало страшно.
Но и приятно тоже. Хотя, конечно, к его знакам внимания она относилась довольно… холодно.
Она не произнесла мысленно это слово, потому что оно означало не только равнодушие, но и мороз. Но всё равно подумала о том, как она его подумала. Мысль была маленькая и обжигающая.
— В моё время молодые люди вырезали инициалы девушек на деревьях, — сказала госпожа Вероломна, осторожно, шажок за шажком, спускаясь по лестнице.
Тиффани только теперь поняла, что уже какое-то время ощущает знакомую щекотку в глазах.
— Это не смешно, госпожа Вероломна! Что мне делать?
— Не знаю. По возможности, будь собой.
С трудом наклонившись, ведьма опустила пониже раскрытую ладонь. Зрительная мышка спрыгнула на пол и уставилась чёрными глазками-бусинками на старуху. Госпожа Вероломна ласково подтолкнула её пальцем:
— Иди, иди… Спасибо тебе.
Мышка бросилась прочь и юркнула в норку.
Тиффани помогла госпоже Вероломне выпрямиться, и та сказала:
— Что, уже принялась распускать нюни, да?
— Ну, это было немножко… — начала Тиффани.
Маленькая мышка выглядела такой покинутой и одинокой.
— Не плачь, — сказала ведьма. — Долгая жизнь не так хороша, как многие думают. Юности тебе достаётся столько же, сколько всем, зато ты куда дольше маешься старой глухой развалиной. А теперь высморкайся и помоги мне пристроить насест для воронов.
— Возможно, Зимовей всё ещё там, снаружи… — пробормотала Тиффани, опуская насест на хрупкие плечи старушки.
Она снова протёрла стекло от узоров и разглядела, что за окном движутся какие-то тени.
— Ой… Они собрались…
— Что? — спросила госпожа Вероломна и вдруг замерла. — Столько людей пришло!
— А… да, — сказала Тиффани.
— Ты что-нибудь об этом знаешь, девочка?
— Ну, понимаете, они все спрашивали, когда…
— Принеси мои черепа! Меня не должны увидеть без черепов! Как у меня волосы лежат? — Ведьма принялась лихорадочно заводить свои часы.
— У вас прекрасная причёска…
— Прекрасная? Да ты с ума сошла! Немедленно растрепли мне волосы! — велела старуха. — И принеси мой самый драный плащ! Этот слишком опрятный! Да побыстрее, деточка!
Через несколько минут госпожа Вероломна была готова, причём больше всего времени потребовалось, чтобы убедить её не выносить черепа на улицу среди бела дня — вдруг упадут и кто-нибудь увидит ярлыки. Наконец Тиффани открыла дверь.
Негромкие разговоры в толпе как отрезало.
Люди стояли перед дверью плотным полукольцом. Когда госпожа Вероломна перешагнула порог, толпа разделилась надвое, освобождая ей проход.
Тиффани с ужасом увидела разверстую могилу на дальнем краю поляны. Этого она никак не ожидала. Она сама не знала, чего ожидала, но только не разверстой могилы.
— Кто выкопал…
— Наши маленькие синие друзья, — сказала госпожа Вероломна. — Я их попросила.
И тут толпа разразилась приветственными криками. Женщины бросились вперёд с охапками тиса, падуба и омелы — единственной зелени, которую можно найти зимой. Люди смеялись. Люди плакали. Они сгрудились вокруг старой ведьмы, оттеснив Тиффани. Она шла с краю, молча, и слушала.
— Как же мы будем без вас, госпожа Вероломна…
— Новой ведьме наверняка будет до вас далеко…
— Мы и подумать не могли, что однажды вы нас покинете, госпожа Вероломна, вы помогли моему дедушке появиться на свет…
Торжественно сойти в могилу, думала Тиффани. Стильно, ничего не скажешь. Это… боффо высшей пробы. Люди будут помнить до конца дней своих.
— В таком случае следует оставить себе всех щенков, кроме одного. — Госпожа Вероломна остановилась, чтобы прекратить толчею. — А одного щенка обычай велит отдать хозяину кобеля. Вы же сами виноваты, что выпустили суку на улицу и не позаботились о заборе. А ты что хотел спросить, господин Миггорн?
