— Странные силы и впрямь не дремлют, — сказала матушка Ветровоск. — Ну, удачи вам обеим в ваших начинаниях. А теперь, если вы не возражаете, нам пора.
— Конечно, ма… госпожа Ветровоск. Да осияют ваш путь звёзды.
— И тебе пусть дорога пухом под ноги ляжет.
Матушка перестала стискивать плечо Тиффани, но всё же не отпустила, а почти волоком оттащила девочку за угол дома. Там стояла прислонённая к стене метла покойной госпожи Вероломны.
— Быстро привяжи к ней свои вещи! — велела матушка. — У нас времени считай нет.
— А что, он вернётся? — спросила Тиффани, пытаясь примотать к ручке возле прутьев свой чемодан и котомку.
— Сейчас нет. И ещё не скоро, думаю. Но он будет искать тебя. И он будет становиться сильнее. Опаснее для тебя и для тех, кто рядом! А тебе ещё многому нужно научиться! И многое сделать!
— Я поблагодарила его! Я старалась быть с ним вежливой! Почему же он никак не отвяжется от меня?
— Из-за танца, — сказала матушка.
— Мне жаль!
— Этого недостаточно. Что вьюга знает о сожалениях? Ты должна исправить то, что натворила. Неужели ты правда думала, что пустое место предназначено для тебя? Ох ты, как же всё запутано… Как твои ноги? Стопы, я имею в виду.
Тиффани, сердитая и сбитая с толку, застыла, усевшись на метлу.
— Мои ноги? А что с ними может случиться?
— Чесаться не чешутся? А что бывает, когда ты снимаешь башмаки?
— Ничего! Просто остаюсь в носках! И при чём тут вообще мои ноги?
— Скоро узнаем, — пообещала матушка, чем здорово разозлила Тиффани. — А сейчас полетели.
Тиффани попыталась заставить метлу взлететь, но та едва оторвалась от земли. Она оглянулась — на прутьях гроздьями висели Нак-мак-Фигли.
— Не обращёвывай на нас вниманья, летай себе, — сказал Явор Заядло. — Мы накрепко держимся!
— Токо не трясай сильно, — попросил Туп Булли. — А то у меня черепок того гляди раскокнется.
— Мы харчи не прозабыли? — спросил Громазд Иан. — Горлу промочить охота, аж невтерпь!
— Я не могу взять с собой вас всех! — в отчаянии сказала Тиффани. — Я даже не знаю, куда мы летим!
Матушка Ветровоск грозно посмотрела на Фиглей:
— Своим ходом доберётесь. Мы летим в Ланкр. Адрес такой: городская площадь, Тир-Ньян-Ягг*.
— Тир-Ньян-Ягг… — повторила Тиффани. — Это, случайно, не…
— Это значит «дом нянюшки Ягг», — подтвердила матушка её догадку, пока Фигли дождём сыпались с метлы. — Там ты будешь в безопасности. Ну, почти. Но по пути придётся ещё кое-куда завернуть. Надо сделать так, чтобы твоё ожерелье оказалось как можно дальше от тебя. И я знаю, как быть. О да!
Нак-мак-Фигли трусцой бежали по лесу. День клонился к вечеру. Обитатели местных лесов уже успели познакомиться с пикетами, так что все пушистые лесные создания, заслышав их, спешили юркнуть в норы или забраться на верхушки деревьев. Но спустя какое-то время Громазд Йан крикнул:
— Эй, по-за нами хтой-то хвостится!
— Не туплюй, — отмахнулся Явор Заядло. — В тутошних лесах нет таких примороженных зверьев, чтоб на Фиглей надумали охотиться!
— Зубдамс, хвостится, — упрямо повторил Громазд Йан. — Нутром чую. Хтой-то по-за нами прям вот щаз на цырлах крадётся!
— Лады. Хто я таковый, чтоб с твоим нутром препиракать… — устало согласился Явор Заядло. — В круг, ребя!
Пикеты вытащили мечи и встали широким кругом, готовые встретить врага. Но несколько минут спустя среди них поднялся ропот. Всё было тихо — ни шороха, ни движения. Где-то вдалеке, на безопасном расстоянии, пели птицы. Повсюду вокруг царили тишина и покой, такие редкие в присутствии Фиглей.
— Звиняй, Громазд Йан, кажись, твоё нутро на сей рядь тебя подвело, — сказал Явор Заядло.
И тут ему на голову с дерева свалился сыр по имени Гораций.
Под Ланкрским мостом стремительно неслись огромные массы воды, но отсюда, сверху, её было почти не видно — брызги водопада чуть ниже по течению висели в воздухе ледяной дымкой. Белый бурлящий поток мчался по глубокому ущелью, потом, словно лосось, прыгал с обрыва и обрушивался на равнину внизу, как буря. За водопадом река текла до самых Меловых холмов и дальше, но так вальяжно извивалась, что в те края быстрее было лететь напрямик.
Тиффани летала над рекой всего однажды, когда тётушка Вровень впервые везла её на своей метле в горы. С тех пор Тиффани всегда выбирала длинный путь домой, держась над самой дорогой, идущей неторопливым зигзагом. Лететь над бурным потоком, чтобы нырнуть в облако брызг, а потом направить метлу почти отвесно вниз и спикировать вместе с водопадом — всё это значилось в списке того, что Тиффани никогда-никогда не собиралась проделывать. Причём занимало в этом списке одну из самых верхних строчек.
Матушка Ветровоск стояла на мосту, держа в руке серебряную лошадку.
— Это единственный выход, — сказала она. — Её унесет в море, и она окажется где-то глубоко-глубоко на дне. Пусть-ка Зимовей поищет тебя там!
Тиффани кивнула. Она не плакала, но это не то же самое, что, ну, не плакать. Люди часто живут себе, и не плачут, и не думают об этом. А она в эту минуту думала: я не плачу…
Это разумно. Конечно, разумно. Одно сплошное боффо! Любой прутик — волшебная палочка, любая лужа — хрустальный шар. Всякая вещь имеет лишь ту силу, которую ты в неё вложишь. Путанки, черепа, магические жезлы — всё равно что… лопаты, ножи или очки. Просто… рычаги. Рычаг помогает перевернуть огромный камень, но сам ничего не делает.
— Ты должна сама решиться, — сказала матушка Ветровоск. — Я не могу решать за тебя. Но это всего лишь безделушка, и пока она при тебе, она опасна.
— Знаете, я не думаю, что он хочет мне плохого, — проговорила Тиффани. — Мне показалось, он был просто расстроен.
— Да ну? Хочешь снова увидеть его в расстройстве?
Тиффани вспомнила лицо Зимовея. Странное лицо. В нём было что-то человеческое, но в целом оно выглядело так, словно Зимовей что-то слышал о том, как быть человеком, но толком пока не разобрался.
— Думаете, он может навредить другим людям? — спросила она.
— Он — зима, девочка. А зима — это ведь не только миленькие снежинки, верно?
Тиффани протянула руку:
— Дайте мне ожерелье, пожалуйста.
Матушка пожала плечами и отдала лошадку.
Украшение лежало на ладони Тиффани, как раз там, где остался причудливый белый шрам. До того как она получила лошадку в подарок, у неё не было ничего, созданного не пользы ради.
Я могу обойтись без него, думала Тиффани. Силой меня питают мои холмы. Но неужели так будет всю жизнь? Неужели мне можно иметь только то, без чего никак не обойтись?
