— Я слышала, твоя история сейчас привлекает больше внимания, чем война в Клатчистане, а она пользовалась большой популярностью. — Анунайя опустила взгляд на свои руки. Пальцы и кисти были красные. — Ну вот, обморозила! Но им-то, конечно, наплевать…
— Они смотрят, даже когда я… моюсь? — спросила Тиффани.
Анунайя неприятно усмехнулась:
— Да. И темнота им тоже не помеха. Лучше просто не думай об этом.
Тиффани снова посмотрела на потолок. Она так надеялась вечером принять ванну…
— Попробую, — нахмурилась она. — Скажите, а это трудно — быть богиней?
— В нашем деле есть свои радости, — ответила Анунайя. Она стояла, держа пламенеющую сигарету у самого лица и обхватив второй рукой локоть. Потом резко затянулась, запрокинула голову и выпустила дым, добавив ещё клубов в тучу под потолком. Дождём посыпались искры. — Я ведь не так давно занимаюсь ящиками. Раньше я была богиней вулканов.
— Правда? — сказала Тиффани. — А по вам и не скажешь.
— О да. Это была отличная работа, если, конечно, не обращать внимания на крики. Ха! А бог штормов и бурь всё время заливал дождём мою лаву, — с горечью добавила Анунайя. — Мужчины — они такие, дорогуша. Берут и заливают твою лаву.
— Или смотрят акварели.
Анунайя зло прищурилась:
— То есть не твои акварели?
— Вот именно!
— Мужчины! Все они одинаковы, — сказала Анунайя. — Послушай моего совета, дорогуша: лучше укажи господину Зиме на дверь. Он ведь всего-навсего стихийный дух, в конце-то концов.
Тиффани покосилась на дверь.
— Дай ему пинка, дорогуша, вышвырни его вон и смени замки. Пусть у вас тут будет лето круглый год, а? Как в жарких странах. Виноград чтоб повсюду рос, кокосы на каждом дереве… Помню, когда я ещё занималась вулканами, я обожала манго… Скажи «прощай» снегу, слякоти и туманам. Кстати, штуковина тебя уже нашла?
— Штуковина? — переспросила Тиффани встревоженно.
— Не бойся, ещё объявится, — сказала Анунайя. — Я слышала, иногда бывает непросто… Ой, прости, где-то трясут ящик, мне пора, не бойся, я не скажу ему, где ты…
Она исчезла. И дым вместе с ней.
Не зная, чем ещё заняться, Тиффани наложила себе полную тарелку сытной запеканки с мясом и овощами и стала есть. Получается… она теперь может видеть богов? И они знают о ней? И все рвутся дать ей совет…
Отец всегда говорил: не стоит лишний раз попадаться на глаза тем, кто высоко сидит.
Но, с другой стороны, это ведь с ума можно сойти. Он влюблён в неё. И всем говорит об этом. Но всё-таки он не настоящий бог, он стихийный дух. Только и умеет, что гонять ветра и воды.
И всё-таки… Ха! Кое-кто может похвастаться духом-ухажёром, вот! Если некоторые настолько глупы, что позволяют каким-то девицам показывать им свои акварельки, предназначенные только для того, чтобы губить честных юношей, то она, Тиффани, может задирать нос перед почти что богом! Надо будет упомянуть об этом в следующем письме, вот только больше она писать ему никогда не станет, нет. Ха!
А в нескольких милях от неё бабка Чёрношляп задумала прокипятить простыни. Мыло у неё было своё, она варила его из животного жира и поташа
[14], причём поташ был, наоборот, чисто растительным, из древесной золы. Но кто-то выхватил кусок мыла из её руки в тот самый момент, когда она занесла его над котлом. И вода в котле превратилась в лёд.
Бабка Чёрношляп была ведьмой, а потому сразу сказала:
— Странный вор у нас завёлся!
А Зимовей сказал:
— Поташа довольно на человека!
Глава 8
РОГ ИЗОБИЛИЯ
Ночью, когда нянюшка Ягг отправилась спать, Тиффани всё-таки приняла долгожданную ванну. Ванна была не из тех, которые легко принять. Для начала надо было снять её с крюка на задней стене уборной, расположенной на дальнем краю сада, потом притащить сквозь промозглую тёмную ночь в дом и установить на почётном месте у камина. Воду приходилось греть в чайниках в очаге и на кухонной плите, так что наполнить ванну хотя бы на шесть дюймов стоило немалых усилий. А потом, помывшись, надо было ещё вычерпать воду из ванны и вылить её в раковину и оттащить ванну в угол, чтобы рано поутру вернуть её на место. Когда мытьё требует таких усилий, волей-неволей будешь мыться тщательно.
Кроме всего этого, Тиффани потрудилась сделать ещё кое-что: написала
Не подглядывать!
на куске картона и пристроила его на светильник на потолке, чтобы можно было прочитать сверху. У неё не было уверенности, что это остановит какого-нибудь любопытного бога, но попытаться всё же стоило.
В ту ночь ей ничего не снилось. К утру сугробы покрыл свежий снег, и двое нянюшкиных внуков принялись лепить перед домом снеговика для любимой бабушки. Когда всё было почти готово, они ввалились в дом и потребовали выдать им морковку для носа и пару угольков для глаз.
Потом нянюшка Ягг с Тиффани отправились в деревушку Ломоть, которая стояла настолько на отшибе, что тамошние жители всегда бывали приятно удивлены, в кои-то веки встретив кого-нибудь не из собственной родни. Нянюшка Ягг бодро шагала от дома к дому по расчищенным в снегу тропинкам, попивала чай (в таких количествах, что хватило бы слону поплавать) и потихоньку, полегоньку делала своё ведьмовское дело. На первый взгляд могло показаться, что дело это сводилось к обмену слухами, но если прислушаться, можно было разобрать, как творятся чудеса. Нянюшка Ягг умудрялась забраться людям в головы и хоть на несколько минут заставить их думать иначе, не так, как они привыкли. И когда она уходила, то оставляла их с ощущением, будто они немного лучше, чем им всегда казалось. На самом деле лучше они не становились, но, говорила нянюшка, надо же им к чему-то стремиться.
В следующую ночь Тиффани опять ничего не снилось, но в половине шестого она проснулась как подброшенная, потому что чувствовала себя как-то… странно.
Она подошла к окну и потёрла заиндевевшее стекло. Перед домом в лунном свете белел снеговик.
«Зачем мы лепим снеговиков? — подумала Тиффани. — Едва выпадает снег, мы начинаем их лепить. Так мы поклоняемся Зимовею в каком-то смысле. Делаем снежных людей. Добавляем пару глаз-угольков и нос-морковку, чтобы их оживить. О, дети даже шарф вокруг него обмотали. Конечно, куда уж снеговику без шарфа, а то ещё замёрзнет…»
Она спустилась в пустую, погружённую в тишину кухню и от нечего делать стала скоблить деревянный стол. Тиффани всегда лучше думалось, когда она работала руками.
