— А ты знаешь, что такое человек? — спросила Тиффани.
— Да! Это просто! Железа довольно, чтоб выковать гвоздь! — заявил Зимовей. Он раздулся от гордости, что справился с непростой задачей. — А теперь прошу тебя, потанцуй со мной… — И шагнул вперёд.
Тиффани попятилась.
«Если ты сейчас согласишься с ним потанцевать, — сказал Дальний Умысел, — всему конец. Можешь верить в себя и в свою путеводную звезду. Но этим огромным мерцающим штуковинам за тысячи миль от нас всё равно, над чем мерцать — над живым миром или над бескрайними вечными снегами…»
— Я… не готова, — еле слышно прошептала Тиффани.
— Но время не ждёт, — проговорил Зимовей. — Я человек, я знаю. Разве ты не богиня в человеческом облике?
«Нет, — подумала Тиффани. — Я всегда буду лишь… Тиффани Болен».
Зимовей придвинулся ближе, не опуская протянутой руки.
— Пора. Настало время завершить наш танец, Владычица!
Стоило ей взглянуть в его глаза, и мысли разбежались, оставив в голове белую пустоту, словно поле нетронутого снега.
— А-а-а-айййи-и-и-и!
Дверь старого домишки госпожи Вероломны распахнулась, и оттуда выскочило… нечто. Увязая в снегу, оно бросилось прямо к ним.
Это была ведьма, никаких сомнений. На ней — а это, наверное, была она, хотя некоторые создания настолько ужасны, что уже всё равно, как к ним обращаться, — на ней красовалась остроконечная шляпа, и узкая тулья извивалась, будто змея. Из-под шляпы торчали всклокоченные сальные патлы, с них что-то капало. Лицо ведьмы выглядело и вовсе кошмарно — уродливое, жуткого зелёного цвета. И руки со зловещими чёрными ногтями были тоже зелёные.
Тиффани застыла, уставившись на неё во все глаза. Зимовей застыл. Люди застыли.
Когда ужасная завывающая тварь подбежала ближе, стали видны подробности вроде гнилых коричневых зубов и бородавок. Множества бородавок. Даже на бородавках, которые росли на бородавках, росли бородавки.
Аннаграмма купила всё, что только можно. Тиффани чуть не рассмеялась, несмотря на весь ужас положения, но тут Зимовей схватил её за руку…
И ведьма тряхнула его за плечо:
— Немедленно отвяжись от неё, ты! Да как ты смеешь! Я ведьма, чтоб ты знал!
Голос Аннаграммы и в мирное-то время не особенно ласкал слух, а уж когда она пугалась или злилась, превращался в пронзительный вой, который вонзался прямо в мозг.
— Отпусти её, я сказала! — завопила Аннаграмма, и Зимовей окаменел, будто оглушённый.
Визг взвинченной Аннаграммы — слишком тяжёлое испытание для того, кто совсем недавно научился слышать ушами.
— Отпусти её! — И она метнула в него огненный шар.
Шар не коснулся Зимовея. Возможно, Аннаграмма в него и не целилась. Чтобы остановить большинство людей, вполне достаточно, если шар горящего газа пролетит поблизости. Но большинство людей не тают.
У Зимовея отвалилась нога.
Позже, в дороге, сражаясь со снегом и ветром, Тиффани гадала, как был устроен Зимовей. Он состоял из снега, но сумел заставить снег двигаться и говорить. А значит, ему приходилось постоянно об этом думать. Только так. Людям нет нужды каждую минуту держать в голове своё тело, потому что тело и само знает, какое оно и что ему делать. А снег не умеет даже стоять прямо.
Аннаграмма сверлила Зимовея сердитым взглядом, словно он чем-то крепко ей насолил.
Он растерянно огляделся, по груди пошли трещины… и он рассыпался, осел горкой сверкающего снега.
Снег с неба пошёл сильнее, будто кто-то принялся вытряхивать облака.
Аннаграмма оттянула резиновую маску в сторону и посмотрела сперва на сугроб, потом на Тиффани.
— Ладно, — сказала она. — И что это было? Это нормально, что он так рассыпался?
— Я прилетела повидать тебя, и… Это Зимовей! — только и смогла выдавить Тиффани.
— В смысле, тот самый Зимовей? — переспросила Аннаграмма. — А он разве не выдумка? И с какой стати он к тебе привязался? — добавила она обвинительным тоном.
— Потому что… Он… Я… — начала Тиффани, но точки, с которой можно было бы начать рассказ, попросту не существовало. — Он настоящий! — выкрикнула она. — И мне надо унести от него ноги! Мне ноги надо унести! Некогда объяснять!
На миг ей показалось, что Аннаграмма не станет помогать, пока не услышит всю историю с начала до конца, но та резко схватила её за руку зелёной резиновой клешнёй.
— Тогда уноси их, и поскорее! О нет, ты что, так и летаешь на старой метле госпожи Вероломны? На этой развалюхе далеко не улетишь. Возьми мою! — И она потащила Тиффани к дому.
Снег всё усиливался.
— Железа довольно, чтоб выковать гвоздь, — пробормотала Тиффани, стараясь поспевать за Аннаграммой. Она не могла ни думать, ни говорить ни о чём другом, ей вдруг показалось, что это очень-очень важно. — Он считал себя человеком…
— Я только разнесла его снеговика, дурочка! Он вернётся!
— Да, но железа довольно, понимаешь, довольно, чтобы…
Зелёная ладонь хлестнула её по щеке — хорошо ещё, резина смягчила удар.
— Хватит лепетать! Я думала, ты умная! Понятия не имею, во что ты ввязалась, но если бы эта тварь гналась за мной, я бы не стояла тут, бормоча всякую ерунду!
Аннаграмма снова натянула на лицо маску Злой Старой Ведьмы Делюкс с Бесплатной Соплёй, поправила Соплю, чтобы свисала получше, и повернулась к окаменевшим зрителям.
— Эй, что уставились? Ведьмы не видели? — крикнула она. — Ступайте по домам! Ах да, я зайду к вам завтра, госпожа Возчик, принесу лекарство для малыша!
Они вытаращились на страшную зелёную рожу, на гнилые зубы, на сальные космы, на огромную соплю (на самом деле стеклянную) — и кинулись прочь.
Тиффани стояла, пьяная от ужаса и облегчения, покачивалась и бормотала: «Железа довольно, чтоб выковать гвоздь…», пока Аннаграмма не тряхнула её, больно схватив за плечи. Снег уже валил так сильно, что они едва видели друг друга.
— Тиффани, садись на метлу! Лети! Лети далеко-далеко! Куда-нибудь в безопасное место!
— Но он… понимаешь, бедняга думал, что…
— Да-да, не сомневаюсь, это очень важно. — Аннаграмма подтащила её к стене дома, возле которой стояла метла.
Дёргая и подталкивая, она заставила Тиффани сесть на метлу и посмотрела вверх. Снег падал стеной, будто водопад.
— Он возвращается! — пробормотала Аннаграмма и шепнула несколько слов.
Метла взвилась к небесам и скрылась в меркнущем, заснеженном свете дня.
Глава 10
ДОМОЙ
Матушка Ветровоск подняла голову, оторвав взгляд от блюдца с чернильной водой, где крохотная фигурка Тиффани растворилась в снежной пелене. Матушка улыбалась, но её улыбка не обязательно означала, что происходит нечто хорошее.
