Мораг (так звали птицу) скользила над пастбищем, люди внизу растерянно озирались.
— Одна мёртва буранка и дюжина мёртвых ягнятов, — сказал Хэмиш. — А малой громаздой карги нет. Он забрал её.
— Кудыть?
Хэмиш заставил Мораг подняться по спирали выше в небо. Вокруг фермы снег перестал, но на верхних пастбищах он валил стеной.
И вдруг эта стена обрела форму.
— Тудыть, — показал Хэмиш.
Так, я жива. Почти наверняка.
Да.
И я чувствую холод вокруг, но самой мне не холодно. Это было бы трудно объяснить, если б меня спросили.
И я не могу двигаться. Шевельнуться не могу.
Вокруг белым-бело. И внутри, в голове, тоже белым-бело.
Кто я?
В памяти осталось имя Тиффани. Надеюсь, это я и есть.
Вокруг белым-бело. Так со мной уже было однажды. То ли сон, то ли воспоминание, то ли ещё что-то, для чего у меня нет слов. Вокруг падала белая белизна. И оседала вокруг, и росла, и поднимала меня вверх. Это… это мел холмов рождался и рос в безмолвии на дне давно не существующего моря.
Вот что означает моё имя.
Земля Под Волной.
Тут-то к ней вернулись цвета, накатили и вспыхнули в голове. По большей части — красным огнём гнева.
Да как он посмел!
Он убил ягнят!
Матушка Болен не допустила бы такого. Она ни одному ягнёнку не дала умереть. Она умела возвращать их к жизни.
Не надо было мне вообще уезжать, подумала Тиффани. Возможно, лучше было остаться и попробовать чему-то научиться без чужой помощи. Но если бы я осталась, кем бы я была сейчас? Была бы я собой, знала бы всё то, что знаю? Была бы я к сегодняшнему дню такой же сильной, как бабушка, или уже превратилась бы в злобно хихикающую ведьму? Ладно. Я буду сильной.
Слепую стихию, губящую всё живое, можно только проклинать, но когда эта стихия ходит рядом на двух ногах — это уже война. И скоро стихия крепко пожалеет!
Тиффани попыталась пошевелиться, и на этот раз белизна вокруг поддалась. То, что окружало её, на ощупь казалось смёрзшимся снегом, но она не чувствовала холода. Стена снега перед ней упала, освободив проход.
Снаружи тянулся куда-то далеко-далеко гладкий полупрозрачный пол. К высокому потолку, затянутому туманом, вздымались колонны.
И ещё там были стены, сделанные из того же самого материала, что и пол. На вид они были изо льда, Тиффани даже разглядела пузырьки в их толще, но на ощупь оказались совсем не ледяные, просто прохладные.
Тиффани стояла в огромном зале. Мебели не было, совсем. Этот зал был из тех, которые строят, чтобы похвастаться: смотрите, сколько места я могу позволить себе никак не использовать!
Её шаги отдавались эхом. Да, зал был пуст, ни единого стула. А если бы она и нашла стул, удобно ли было бы на нём сидеть?
Наконец Тиффани отыскала лестницу, ведущую наверх (а если смотреть сверху — то вниз). Поднявшись, она очутилась в другом зале. Там всё-таки обнаружилась мебель — кушетки вроде тех, на которых полагается возлежать томным красавицам. И ещё были вазы, огромные вазы и статуи, всё из того же неледяного льда. Статуи изображали атлетов и богов, совсем как на картинках в «Мифологии» Вьюркоу: кто-то собирался метнуть копьё, кто-то пытался придушить гигантских змей голыми руками и так далее, чем там ещё занимались в древние времена. Ни на ком из них не было и клочка одежды, зато все мужчины щеголяли фиговыми листиками, которые, как выяснила Тиффани в порыве любознательности, были очень крепко приделаны.
В зале горел камин. Очень странный камин. Во-первых, дрова в нём были опять-таки изо льда. А во-вторых, пламя было голубым — и холодным.
На этом этаже имелись вытянутые окна, но они начинались высоко над полом и в них не было видно ничего, кроме пасмурного неба, на котором бледным призраком просвечивало сквозь облака солнце.
Ещё одна лестница, очень помпезная, привела Тиффани в следующий зал, полный кушеток, статуй и ваз. Кто мог выстроить такой дворец? Тот, кто не ест и не спит, вот кто. Тот, кому нет нужды в уюте и удобстве.
— Зимовей!
Её голос пошёл отражаться от стены к стене, постепенно затихая:
— Эй… Эй… эй… — И наконец угас.
И третья лестница. На сей раз наверху обнаружилось кое-что новенькое: на постаменте, где могла бы стоять очередная статуя, красовалась корона. Она парила в воздухе на высоте нескольких футов, медленно поворачиваясь и льдисто сверкая. Чуть подальше стояла статуя, только не огромная, как остальные, а ростом с обычного человека. И вокруг неё танцевал мерцающий огонь — голубое, зелёное, золотое сияние.
Оно было точь-в-точь как центральное сияние, которое иногда вспыхивает в середине зимы над горами в самом центре мира. Люди верят, что эти полотнища света живые.
Статуя была одного роста с Тиффани.
— Зимовей!
Ответа по-прежнему не было.
Прекрасный дворец, где нет ни кухни, ни кровати… Зимовей не нуждается в еде и сне, так для кого же он построил всё это?
Тиффани знала ответ. Для неё.
Она потянулась потрогать сияние, и оно окутало её руку, а потом растеклось вокруг неё, соткавшись в платье, сверкающее, как снежное поле в лунную ночь. Она опешила, а потом разозлилась. А потом ей захотелось посмотреться в зеркало, и сразу же накатило чувство вины за это желание, а от вины она вернулась к злости и решила, что, если ей вдруг и встретится зеркало, она подойдёт к нему только затем, чтобы проверить, очень ли сердитой выглядит.
После недолгих поисков она таки нашла зеркало — стену из зелёного льда, такого тёмного, что он казался почти чёрным.
Да, Тиффани в зеркале была очень сердитой. И сказочно прекрасной. Она вся сверкала. Она переливалась зелёным и голубым с золотистыми искорками, совсем как небо зимними ночами.
— Зимовей!
Она знала: он наблюдает за ней. Он мог быть где угодно.
— Хватит уже! Я здесь! И ты это знаешь!
— Да. Я знаю, — сказал Зимовей у неё за спиной.
Тиффани вихрем развернулась и ударила его по щеке, а потом ещё раз, другой рукой.
Это оказалось всё равно что лупить скалу. Зимовей уже научился быстро усваивать новое.
— Это тебе за ягнят! — крикнула Тиффани, тряся онемевшими пальцами. — Как ты посмел! Зачем было это делать!
Он гораздо больше походил на человека, чем в их прошлую встречу. Одежда на нём была, возможно, настоящая, а если нет, то он очень постарался, чтобы она выглядела как настоящая. И ещё он как-то сумел сделаться… красивым. Если раньше он выглядел снежным человеком, то теперь — снежным королём.
«Нет, он всё тот же снеговик, — напомнил Задний Ум. — Просто у него хватило ума обойтись без угольков и морковки».
