Постепенно склоны гор становятся слишком крутыми, а температура — слишком низкой для того, чтобы что-то выращивать. Вся округа живет за счет горного туризма, составляющего немаловажную часть экономики Непала. Немного необычно видеть, как местные жители медленно поднимаются и спускаются по каменным лестницам с огромными корзинами на спине или же переносят стволы деревьев и различные строительные материалы, — и рядом бодро шагают зажиточные представители Запада с рюкзаками и, конечно же, в шортах и футболках. Возле одного из гостевых домиков я заприметил туристов из Германии, медленно расхаживавших босиком по острому гравию дорожки. Позже я видел, как они направились куда-то вместе с туристической группой: каждый нес с собой коврик для йоги; полагаю, высоко в горах (равно как и разгуливая по гравию) они искали просветления. Седовласая англичанка, путешествующая в одиночку, сказала нам, что собирается в отдаленную деревню.
— Говорят, там живут пожилые ламы
[11], — произнесла она с ноткой благоговейного трепета в голосе, а затем добавила: — Хотя они могут не пожелать со мной разговаривать.
Указав на очередное заброшенное жилище, Шива заметил:
— Двадцать процентов домов сейчас пустуют.
Численность сельского населения стремительно сокращается: все больше людей перебирается в Покару — ближайший из относительно крупных городов.
Дома в горах обычно возводят из камня и украшают деревянными балконами, кое-где сохранились и традиционные каменные крыши. Некоторые из них завораживают красотой. Но в последние годы для крыш все чаще используют ярко-голубые листы гофрированного железа, которые смотрятся здесь в высшей степени неуместно. Шива рассказал, что его дом сильно пострадал от недавнего землетрясения. Ему нужно заботиться о маленьких детях и престарелых родителях, вот большую часть года он и водит туристов, надеясь собрать достаточно денег, чтобы построить своей семье новый дом. Жилось ему сейчас, по его словам, несладко; мне показалось, что для своих тридцати трех лет он выглядит слишком старым и измученным.
По дороге нам встретилось много вьючных обозов: мулы — невероятно терпеливые создания — несли на себе газовые баллоны, бетонные блоки, мешки с цементом, всевозможные продукты и целые ящики пива. Они осторожно ступали по высеченным в камне ступеням, изысканно позвякивая висящими на шее колокольчиками. Нам не терпелось поскорее увидеть снежные вершины, но они упорно прятались за облаками, и мы созерцали одни и те же высокие горные склоны, покрытые лесом, — собственно, к таким горам мы, европейцы, и привыкли.
Вторую ночь мы провели на высоте 3350 метров над уровнем моря — в туристической деревушке Горепани. Мы с Уильямом оказались здесь единственными посетителями. Наша спальня напоминала большую коробку для чая — тут только и хватало места что для двух кроватей с жесткими матрасами. Стены были обшиты листами клееной фанеры, на которых сохранились черные штампы, поставленные производителем. Мы провели приятный вечер, сидя у печки вместе с Шивой и хозяевами гостевого домика. Печку — а на этой высоте воздух на улице был уже довольно холодный — смастерили из нефтяной бочки. К потолку от нее вела дымовая труба, к которой приварили металлические перекладины для сушки одежды. За окном разразилась грандиозная гроза — первая в этом сезоне. Мы с Уильямом уснули в комнатушке, похожей на чайную коробку, под звуки дождя, который разыгрывал полифоническую симфонию, используя металлическую крышу у нас над головой в качестве инструмента. Шива выразил надежду, что после дождя небо расчистится и на рассвете нам удастся наконец лицезреть Гималаи во всем их величии с обзорной площадки Пун Хилл, пока из долины не поднимутся новые облака и не скроют за собой горы. Таким образом, встали мы в четыре утра.
Хотя в нашем гостевом домике больше никого не было, на тропе словно из ниоткуда появилось много других туристов — мрачных молчаливых силуэтов, гуськом направлявшихся к обзорной площадке в кромешной ночной тьме.
Мы присоединились к беззвучной процессии, которая напоминала скорее толпу беженцев; атмосфера была зловещей. У подножия каменной лестницы, ведущей к вершине, две собаки сцепились в яростной схватке и под громкий лай кубарем полетели вниз по ступенькам, чуть не сбив меня с ног. Всего через несколько минут я взмок от пота и начал жадно вдыхать разреженный горный воздух, ощущая себя так, будто у меня началась паническая атака. Тем не менее в окружении безмолвных спутников я чувствовал, что должен во что бы то ни стало двигаться вверх. Казалось, остальные без труда преодолевают трехсотметровую каменную лестницу: все, что я слышал, — мое собственное тяжелое дыхание. Возможно, меня толкала вверх неуемная натура, которая не привыкла уступать другим. Мысль о том, что кто-то способен меня опередить, была для меня невыносимой, хотя на этом склоне я, наверное, был самым пожилым туристом. Итак, несмотря на сильную одышку, я рвался к вершине.
Все происходящее напоминало подъем в ад (хотя обычно принято говорить, что в ад спускаются). Мы рассчитывали увидеть солнце, встающее над горными вершинами, но что им до наших надежд? Они быстро укрылись за плотной стеной облаков. Мы с Уильямом спешно покинули толпу: большинство туристов держали наготове смартфоны и фотоаппараты, тщетно надеясь все-таки разглядеть горы. Как сказал Шива, в разгар туристического сезона на обзорной площадке Пун Хилл ближе к рассвету собираются сотни людей. Во время спуска я испытал некоторое удовольствие, проходя мимо припозднившихся туристов, которых теперь отчетливо видел в дневном свете: карабкаясь вверх по лестнице, они выглядели не менее запыхавшимися и измученными, чем я себя чувствовал незадолго до этого.
Днем мы шли вдоль горного хребта, пробираясь через рододендроновый лес. Деревья здесь росли огромные, словно дубы, с покрытыми мхом стволами, от которых местами отходила кора. Должно быть, период их цветения закончился совсем недавно: вся земля под ногами была усыпана розовыми и красными лепестками. Следующую ночь мы провели в гостевом доме, из которого, как нам сказали, должен открываться чудесный вид на дальние горы, но, прибыв туда, мы только и увидели что облака и все те же подножия гор. Окна в нашей спальне были не застеклены, их закрывали деревянными черными ставнями, украшенными резьбой. Проснувшись посреди ночи, я разглядел через приоткрытые ставни несколько звезд — появилась надежда все-таки узреть с утра долгожданные горы. Я слушал тихое дыхание сына, спящего на соседней кровати, и вспоминал, как тридцать семь лет назад он появился на свет. Как его положили на живот матери, и он открыл огромные задумчивые глаза и впервые в жизни увидел мир вокруг. Вспомнил я и о том, как он чуть не умер несколько месяцев спустя. С годами мы отдалились друг от друга. Он тогда переживал тяжелый период, и я мог лишь беспомощно наблюдать за происходящим, прекрасно понимая, что сам был частью проблемы и что прошлое, к моему великому сожалению, не изменить. К счастью, тот ужасный период тоже остался в прошлом. Вскоре мне снова удалось уснуть.
На заре я проснулся от одного из тех кошмаров, что часто меня преследовали: во сне я вернулся в университет после годового отсутствия и мне вот-вот предстоит сдавать выпускные экзамены, к которым я совершенно не готов. Мною овладели страх и паника. Я слыхал, что тревожные сны, связанные с экзаменами, — довольно распространенное явление, но мне кажется любопытным то, что мое подсознание так зациклилось на этой теме. После того как меня восстановили в университете, я прилежно учился и получил весьма неплохие отметки, так что понятия не имею, почему во сне так часто боюсь потерпеть неудачу.
