Люси наливала в стакан воду из зеленой бутылочки, и было видно, что она сильно нервничает. «Живет так, будто кожа у нее содрана», – подумал Шарко.
– Послушайте, комиссар, я полдня добиралась сюда, я выкинула почти сотню евро на билеты, и все это – ради того, чтобы выпить в Париже «перье»? Один из моих друзей сидит сейчас в психушке из-за всей этой истории, мне жарко, я смертельно устала, я в отпуске, а помимо всего этого – моя дочка в больнице. Так что, как бы я вас ни уважала, попрошу избавить меня от сомнительных шуточек.
Шарко высосал сок из кружка лимона, облизал пальцы.
– У каждого из нас свой геморрой, персональный… Некоторое время назад я оказался в отеле, где не было ванны. Думаю, это случилось в прошлом году… Да, точно, в прошлом году! И вот это была настоящая проблема.
Люси казалось, что она спит и видит сон. Смотаться из Лилля в Париж и обратно только затем, чтобы выслушивать эту ерунду!
– Не пойму, какого черта я здесь. Может, мне встать и уйти?
– По крайней мере, ваше начальство в курсе этой истории?
– Только что сказала вам: нет.
Господи, да эта Люси Энебель точно такая, как он сам! Шарко попытался успокоить собеседницу:
– Вы здесь потому, что пытаетесь сейчас оставить свою жизнь за бортом. Фотографии трупов заняли в вашей голове место фотографий ваших детей, так? Бросьте все это, повернитесь на сто восемьдесят градусов, иначе с вами будет то же, что со мной: вы останетесь одна среди толпы, сгорающей на медленном огне.
Что за трагедии повергли этого полицейского в такой мрак? Люси вспомнила кадры из новостей, где видела его рядом с траншеей, из которой достали трупы. И жуткое впечатление, которое он произвел на нее тогда: человека на краю пропасти.
– Мне хотелось бы вас пожалеть, но не стану этого делать. Не в моих правилах распускать нюни.
– Мм… мне кажется, ваш тон несколько выходит за рамки… Вам известно, лейтенант, что вы обращаетесь к комиссару?
– Простите, если я вас…
Ей не хватило времени закончить фразу: зазвонил телефон. Люси посмотрела на часы – для канадца вроде бы рановато, глянула на экранчик мобильного – и все-таки это он: номер звонящего начинается на +1 514, остановила мрачный взгляд на Шарко:
– Это он. Ну и что мне теперь делать?
Шарко протянул руку. Она, стиснув зубы, вложила ему в ладонь свой мобильник и придвинулась поближе к комиссару, чтобы ничего не упустить из разговора. Комиссар нажал на кнопку «ответить», но не сказал ни «Алло!», ни «Да!» – и она услышала голос из Монреаля.
Канадец начал почти грубо:
– Ну, есть у вас информация?
– Я эксперт, которого вы, может быть, видели по телевизору. Тот, что был в зеленой рубашке, тот, которого достали зной и журналюги. Что до информации – то да, информация у меня есть.
Люси и Шарко обменялись взглядами.
– Докажите!
– Каким, интересно, образом? Сфотографироваться и отправить вам свой портрет почтой? Может, прекратим уже играть в прятки? Женщина из полиции, которая вам звонила, сейчас рядом со мной. Эта несчастная из-за вас просадила сотню евро на дорогу сюда, в Париж. Так что кончайте темнить и говорите, что вам известно.
– Нет, сначала вы. И это ваш последний шанс: не скажете – можете быть уверены, я брошу трубку.
Люси дотронулась до плеча Шарко, призывая его согласиться и вообще держаться поскромнее. Комиссар повиновался, но при этом бдительно следил за тем, чтобы не зайти в откровенности чересчур далеко.
– Мы обнаружили пять трупов. Жертвы массового убийства – лица мужского пола и совсем молоды.
– Ничего нового вы мне не сказали. Я читал об этом в Инете.
– Среди них один азиат.
– Когда произошло убийство?
– От шести месяцев до года назад. Теперь ваша очередь. Почему вы интересуетесь этим делом?
Напряжение между точками, в которых находились собеседники, было таким, что казалось, даже тишина потрескивает.
– Потому что я сам веду по нему расследование уже два года.
Два года… Кто он, этот канадец? Полицейский? Частный детектив? И что, собственно, он расследует?
– Два года? Трупы были найдены три дня назад, а зарыты самое большее за год до этого. Ну и что же тогда можно расследовать в течение двух лет?
– Расскажите мне о телах. Например, что с черепами?
Люси не упускала ни словечка. Шарко решил чуть отпустить леску: если хочешь, чтобы сделка состоялась, требуется порой идти на компромисс.
– Верхушки черепов аккуратно, очень аккуратно, спилены – по всей видимости, медицинским инструментом. Глазные яблоки удалены из орбит, равно как и…
– Мозг…
Он знал. Этот тип, находящийся на расстоянии шести тысяч километров отсюда, в курсе того, что тут делается. Люси, со своей стороны, сопоставила данные следствия с происходящим в фильме: в одном случае – изъятые глазные яблоки, в другом – ритуальные, похоже, надрезы на коже в виде глаза. Она прошептала несколько слов на ухо аналитику. Тот кивнул и спросил в микрофон:
– Как связаны между собой обнаруженные в Нормандии трупы и фильм из коллекции Шпильмана?
– Дети и кролики.
Люси попыталась вспомнить, ничего не вспомнила и отрицательно покачала головой.
– Какие дети и что за кролики? – спросил в трубку Шарко. – Что это значит?
– Дети и кролики – ключ ко всему, с них все началось, и это вам известно.
– Ничего мне не известно! Что́ с них началось, черт побери?
– Что еще вы можете сказать о телах? Есть ли надежда опознать убитых?
– Нет. Убийца исключил всякую возможность это сделать. Кисти рук отрублены, зубы вырваны. Одно из тел сохранилось лучше, там – на руках и на бедрах – есть места, где кожа частично содрана, причем самой жертвой.
– Понятно уже, по какому пути пойдет следствие?
Шарко попробовал слукавить:
– Об этом лучше спросить у моих коллег. Сам я официально в отпуске и вот-вот отбуду дней на десять в Египет: лечу в Каир.
Люси в бешенстве замахала руками. Шарко подмигнул ей.
– Каир… Значит, вы… Нет, до этого не могло дойти так быстро… Вы… вы – это они…
Разговор оборвался. Шарко кричал в трубку: «Алло! Алло!», но тщетно, ответом была жутковатая тишина. Люси только что не прилипла к плечу комиссара. Шарко ощущал запах ее духов, влажность кожи, но мужества оттолкнуть женщину у него не хватало.
Все. Он положил мобильник на стол. Люси, вне себя от ярости, выпрямилась:
– Нет, такого просто не может быть! Это неправда! Ничего себе комиссар – отпуск в Каире! И что же мы теперь будем делать?
