Молчание. Глава управления по борьбе с преступлениями против личности пустил теперь по кругу оба снимка, лицо его было серьезным. Пока другие изучали фотографии, он, воспользовавшись паузой, встал, налил себе воды из кулера в углу комнаты, проверил мобильник, потом вернулся, стараясь держать себя в руках, но Шарко видел, что другу не по себе. Какие-то у них с Катей проблемы…
– Еще что-нибудь, майор Кашмарек?
– Анализ звонков Шпильмана за последние месяцы ничего не дал. Видимо, он в основном использовал для связи с канадцем Интернет. Но пока мои ребята топчутся на месте: бельгиец подчищал за собой все хвосты, и теперь не определить, куда он заходил в Сети и с кем связывался. А в его электронной почте не обнаружилось ничего относящегося к нашему делу.
Леклерк кивком поблагодарил майора и обратился к своему комиссару:
– Теперь твоя очередь. Давай рассказывай, что было в Египте.
Шарко прочистил горло и стал рассказывать о своих каирских приключениях. Естественно, он предпочел умолчать об Атефе Абд эль-Аале и о том, что произошло в пустыне, а насчет больничного следа сказал, будто сведения получены от родственника одной из жертв. Надо же – он проявляет недюжинные способности к вранью!
Пока аналитик говорил, Люси внимательно на него смотрела. Ну и рожа у этого типа! А фигура… Нет, таких больше не делают! Все руки в мелких шрамах, на щеках и подбородке – следы заживших порезов от бритья, крепкая голова, не раз перебитый нос… Не будь он полицейским, его можно было бы принять за боксера в полутяжелом весе… Не эталон красоты, но ей казалось, что он обаятелен и что от его могучего тела исходит внутренняя сила.
– Эти девушки страдали коллективной истерией, – заключил между тем комиссар. – И если вы внимательно посмотрите фильм, то убедитесь, что эпизод с кроликами – не что иное, как проявление той же самой коллективной истерии.
– Точно, – признал Леклерк. – Ну и что ты об этом думаешь?
Все взгляды обратились на Шарко.
– Попробуем подвести итоги… Время: тысяча девятьсот пятьдесят четвертый или тысяча девятьсот пятьдесят пятый год, место – вероятно, где-то поблизости от Монреаля. Комната напоминает больничную палату. С одной стороны девочки, с другой – кролики. Камера, чтобы снять на пленку этот феномен. И феномен не заставляет себя ждать. Девочки в безумном порыве, все как одна, набрасываются на кроликов и принимаются их истреблять. Далее. Тысяча девятьсот девяносто третий год. Каир. Весь Египет, с севера до юга, накрывает волна необъяснимой агрессии. Информация об этом распространяется среди научных сообществ по всему миру. Год спустя происходит убийство трех девушек, проявлявших наибольшую агрессивность. Три убийства, у всех трех жертв изъят мозг.
– И не забудьте про глаза, – напомнила Люси.
– Да, и глаза… Наконец, год две тысячи девятый, шестнадцать лет спустя. Мы обнаруживаем пять трупов, смерть жертв наступила полгода или год назад. Все они застрелены или ранены пулями: в корпус, в голову, спереди, сзади… Что бы вы предположили? Как, по-вашему, разыгрывалась сцена убийства?
– Эти люди, будущие жертвы, разбегались кто куда? – подумала вслух Люси. – В страхе? Ими тоже овладело что-то вроде безумия?
– Или наоборот – если провести аналогию с девочками из фильма, – напасть сначала попытались именно эти обезумевшие люди. Внезапная атака без всякого предупреждения. И у тех, на кого напали, не осталось выбора: только убить нападавших и спрятать тела. – Он поднялся и наклонился над столом, опершись на ладони. – Представьте себе группу из пяти мужчин. Двадцатилетние, крепкие, в отличной физической форме. Большей частью – завязавшие наркоманы, подчеркиваю – завязавшие, в интересующее нас время они уже не употребляли наркотиков, к этому их вынудили обстоятельства: тюрьма, заключение, штрафная рота… Среда, к которой они принадлежали, была непростой, об этом говорит множество старых переломов – такие следы обычно остаются от драк. Кроме того, татуировки, выдающие потребность в самоидентификации, необходимость показать силу или принадлежность к клану. Присутствие в группе азиата говорит о ее разношерстности, можно предположить, что раньше, до того дня, эти пятеро были между собой незнакомы. Но вот они собрались вместе. И за ними наблюдают как минимум еще двое – с ружьями или пистолетами.
– Почему двое? – поинтересовался Перес.
– Об этом свидетельствуют следы от пуль и разнообразие входных отверстий. Спереди, сзади… В какой-то момент что-то пошло не так, у этих юношей сорвало крышу, они стали агрессивными и неуправляемыми. Как девочки с кроликами, как девушки в Египте, они пали жертвами коллективной истерии.
Леклерк вздохнул:
– Они были ослеплены агрессией. Они рассвирепели, как… как бык, увидевший красную тряпку.
– Да, именно так: бык, увидевший красную тряпку. Но, как мы видели в фильме, рассвирепевшим быком все-таки можно управлять, а их укротить не удалось. Даже просто остановить их и то не удалось. Волей-неволей пришлось нанести ответный удар. У тех, кто за ними наблюдал, не было выбора. Они стреляли, одних убили, других ранили. Потом тем или иным способом наших убийц, специалиста в области медицины и специалиста в области кинематографа, известили о том, что коллективная истерия проявилась снова. Известили очень быстро, практически мгновенно. И тогда они вновь появились на сцене и повторили то, что уже делали раньше: изъяли у каждой жертвы глазные яблоки и мозг. И захоронили их на глубине двух метров…
– Стало быть, по-твоему, трех девушек в Египте и пятерых мужчин здесь убили одни и те же люди?
– Думаю, да. Пусть даже действовали они по-разному: в Египте жертвы во время изуверских манипуляций были еще живы, там девушек сначала пытали, а покалечили после смерти, тогда как здесь органы изымали уже у покойников.
Кашмарек теребил свою сигарету, пока она не сломалась.
– Так чего же убийцы добивались на самом деле?
– Пока не знаю, но предполагаю, что цель их связана с феноменом коллективной истерии. И в любом случае у меня впечатление, что мы имеем дело не с независимыми людьми, между преступлениями залегающими на дно. Эти люди дали денег Атефу Абд эль-Аалю, чтобы он разделался со своим братом, обнаруженные в Граваншоне тела свидетельствуют о высоком профессионализме убийц.
Шарко посмотрел на своего начальника:
– Слушай, было бы здорово, если бы ты хоть что-то разузнал о синдроме Е… Сам термин упомянул доктор из центра «Салам» тогда же, когда рассказывал мне о коллективной истерии. Но дело в том, что он запомнил только название, а о чем речь, ему неизвестно.
Леклерк быстро записал.
– Хорошо, очень хорошо… Подведу итоги нашей встречи. Главное сейчас – составить список людей, представлявших какие-либо гуманитарные организации в Каире в марте девяносто четвертого года. Этим я займусь сам. Вам, комиссар Перес, придется продолжить разработку версии о торговцах живым товаром, на всякий случай – как знать, что мы там обнаружим…
