– Отлично.
– Вы, майор Кашмарек…
– Я продолжу сотрудничество с бельгийцами. Кроме того, у меня в работе убийство Клода Пуанье. Мои ребята сейчас там, на месте. Отпуска отменены.
– Замечательно. – Леклерк повернулся к Шарко. – Ну а ты?
Комиссар глянул на часы, потом кивнул на Люси:
– Мы едем в Марсель. Опознали актрису, снимавшуюся в анонимной короткометражке, ее зовут Жюдит Саньоль, и ей наверняка есть что нам рассказать. Энебель, скажешь нам о ней что-нибудь напоследок?
Люси просмотрела записи в блокноте:
– Жюдит семьдесят семь лет. Вообще она живет в Париже, но сейчас отдыхает в отеле «Софитель», в Старом порту. Жюдит – вдова и наследница бывшего адвоката, специалиста по хозяйственному праву. Поженились они в пятьдесят шестом году, то есть год или два спустя после съемок короткометражки. Она играла в нескольких порнофильмах пятидесятых годов, позировала обнаженной фотографам для календарей и тому подобного, не пренебрегала съемками в так называемых home movies – любительских фильмах на восьмимиллиметровой пленке. По словам опознавшего ее историка кино, эта женщина отнюдь не была невинным младенцем: в узком кругу она славилась знанием достаточно рискованных сексуальных игр.
– А есть у этого историка кино хоть какие-то предположения насчет владельца фильма?
– Никаких. Он не знает, откуда взялась эта бобина и кто постановщик. На сегодняшний день фильм остается таким же таинственным, каким был.
Шарко встал, взял со стола папку с резинками, сумку.
– В таком случае нам остается надеяться на то, что с памятью у Саньоль пока еще все в порядке.
34
Мистраль ближе к вечеру яростно дул, выл и осыпал загорелые лица прохожих водяной пылью со Средиземного моря. Шарко и Люси, он – в кое-как починенных солнцезащитных очках и с сумкой, она – с рюкзачком на спине, решили дойти по Канебьер до отеля пешком: в этот час и в это время года здесь скапливается столько туристов, что на машине к Старому порту не подъехать. Переполненные террасы кафе, плоскодонки и яхты на рейде – все выглядело празднично.
М-да, празднично для всех, кроме них. Всю дорогу до Марселя они ни секунды не говорили ни о чем, кроме дела: смертоносная бобина, паранойя Шпильмана, таинственный канадский аноним… Запутанное, каверзное дело, в котором невозможно связать один след с другим, одни выводы с другими. Теперь единственную надежду распутать этот клубок они возлагали на Жюдит Саньоль.
От «Софителя», четырехзвездочной гостиницы, в которой поселилась старая актриса, открывался прекрасный вид на Старый порт и на Бон-Мер, «Матушку-Заступницу» – великолепную базилику Нотр-Дам-де-ла-Гард. Перед зданием – пальмы, дорогие машины, носильщики… Дама за стойкой регистрации сообщила приезжим «журналистам», что мадам Саньоль вышла прогуляться и просила подождать ее в баре гостиницы. Люси озабоченно посмотрела на часы:
– Меньше двух часов до отъезда… Последний поезд из Парижа в Лилль отправляется в одиннадцать вечера. Если мы не успеем в Сен-Шарль на экспресс в восемнадцать двадцать восемь, я не смогу добраться домой.
Шарко двинулся в сторону бара.
– Этим людям нравится, когда их ждут. Иди сюда, хоть панорамой полюбуемся.
Администратор пришла за ними в кафе при бассейне около половины шестого. Мадам Саньоль ждет их у себя в номере. Люси уже кипела от злости. Прижав к уху мобильник, она отошла в уголок. Разговор с матерью получился легче и приятнее, чем она думала: Жюльетта хорошо и много ела, пищеварение у нее налаживается, стало уже почти нормальным, если и дальше останется так, ее выпишут послезавтра. Ну наконец-то! Конец туннеля!
– А до завтра-то ты точно управишься? – спросила Мари Энебель.
Мама в своем репертуаре. Люси глянула на оставшегося за столиком в одиночестве Шарко:
– Посмотрим…
– Где собираешься ночевать?
– Устроюсь как-нибудь. Дашь мне Жюльетту?
Она обменялась с дочкой несколькими «их» словечками и с улыбкой на губах вернулась к спутнику в ту минуту, когда он доставал бумажник.
– Бросьте, – сказала она. – Я сама.
– Как хочешь… Я собирался выложить ровно столько, сколько надо по счету.
Люси, поморщившись – двадцать шесть евро пятьдесят сантимов, однако! – заплатила за пиво и бокал мятного лимонада, чего уж тут… И они пошли к лифту.
– Как твоя дочка?
– Скоро должны выписать.
Комиссар медленно покачал головой, ему даже почти удалось улыбнуться.
– Как хорошо.
– А у вас есть дети?
– До чего же симпатичный тут лифт…
Поднимаясь в «симпатичном лифте», они не сказали друг другу ни слова. Шарко не отрывал глаз от зажигавшихся и гаснущих на панели огоньков, а когда дверь наконец открылась, вроде бы вздохнул с облегчением. По длинному, устланному ковром коридору они тоже шли молча.
Увидев в дверном проеме Жюдит Саньоль, Люси была ошеломлена. Надо же! Эта порнозвезда пятидесятых в свои почти восемьдесят сохранила тот же сумрачный, проникающий в самую душу взгляд, какой у нее был в фильме! Черная, сливающаяся со зрачками радужка, завитые волосы цвета стали падают на обнаженные загорелые плечи… Простое легкое платье из синего шелка, вишнево-красный лак на ногтях босых ног… Видны, конечно, следы неоднократного вмешательства пластических хирургов, но все равно трудно не признать, что когда-то эта женщина была настоящей красавицей.
Жюдит пригласила их на террасу, заказала по телефону бутылку «Вдовы Клико». Проходя по номеру, Люси заметила, что постель не застелена, а у комода валяются мужские трусы. Наверное, жиголо, которому старуха платит за услуги.
Усевшись, актриса скрестила ноги, как усталая старлетка. За опоздание не извинилась. Шарко не стал финтить, достал из кармана служебное удостоверение и показал ей.
– Мы не журналисты, мы полицейские. Пришли поговорить об одном старом фильме, в котором вы снимались.
Люси тихонько вздохнула, Жюдит насмешливо улыбнулась:
– Так я и думала! Журналистов, которые мною бы интересовались, в природе не существует, да и не было никогда.
Она несколько секунд рассматривала свои ухоженные, наманикюренные ногти.
– Я перестала сниматься в тысяча девятьсот пятьдесят пятом. Это было слишком давно, и вряд ли стоит ворошить старые истории.
Шарко вынул из портфеля диск и положил его на стол.
– Тысяча девятьсот пятьдесят пятый – это именно то, что нам нужно. Нас интересует фильм, записанный на этом дивиди. Моя коллега взяла оригинальную бобину у сына коллекционера, Влада Шпильмана. Это имя вам что-нибудь говорит?
– Абсолютно ничего.
– Я заметил в вашем номере дивиди-плеер и экран. Разрешите показать вам фильм?
