Уму непостижимо… То, что открывалось сейчас Люси, превосходило человеческое понимание. Детей с помощью медиков, подделывавших истории болезни, загоняли в психушки, и государство тайно оказывало этому ужасу финансовую поддержку…
– Вы хотите сказать, что известны имена «сирот Дюплесси»? Они… они живы?
– Некоторые – да, еще живы… Но очень многие, большинство, умерли или стали к нынешнему времени настоящими сумасшедшими – в результате лечения, внушения – всего, что им пришлось перенести. Человек сто выживших объединились в ассоциацию, и они уже не первый год требуют от государства и Церкви возместить причиненный им ущерб. Только это долгая, долгая битва…
Люси почувствовала, что ее тошнит: до чего же это все отвратительно! Она вспомнила кадры из фильма, вспомнила, что говорила Жюдит Саньоль, вспомнила стерильную белую комнату, где совершалось убийство кроликов, таинственного врача, стоявшего рядом с режиссером и оператором… Нет никаких сомнений в том, что Алиса Тонкен и Лидия Окар были среди «сирот Дюплесси». Система объявила здоровых девочек сумасшедшими.
Француженка взглянула прямо в глаза Патриции Ришо:
– А… а вы слышали когда-нибудь об экспериментах, проводившихся в этих психиатрических больницах? Слышали о синдроме Е?
Патриция сжала губы и сунула цепочку с медальоном под блузку.
– Нет, ни о каком синдроме Е я никогда не слышала, но, если уж мы с вами погрузились в такую тьму, надо идти до конца, и вы должны узнать кое-что еще. С начала сороковых годов до конца шестидесятых принятый Законодательным собранием Квебека закон разрешал Церкви продавать тела сирот, умерших в стенах подведомственных ей заведений, медицинским школам.
– Это гнусно!
– За деньги делают гнусности и похлеще! Но и это еще не все. Вы спросили меня об опытах, мадемуазель, ну так я расскажу вам о других подопытных кроликах. В тех же самых психиатрических больницах подвергали экспериментам и взрослых, вполне живых пациентов. Я имею в виду причастность американского правительства к тому, что происходило в Квебеке в период Великой тьмы.
Люси с трудом сглотнула. Она глаз не могла отвести от фотографии Алисы, а думала о своих девочках. Клара, Жюльетта… Ей страшно захотелось услышать их голоса, дотронуться до них, прижать к себе. Но ведь даже не позвонишь – она нервно крутила в руках немой телефон.
– Каким экспериментам? Типа… типа тех, которыми занимались нацисты в концлагерях?
Раздался звонок, и Люси вздрогнула. Семь часов. Архив закрывается.
Патриция Ришо встала, взяла связку ключей и посмотрела Люси в лицо:
– ЦРУ, мадемуазель. Я говорю о ЦРУ.
47
Потрясенная сделанными в архиве открытиями, Люси опустилась на скамейку в чахлом сквере напротив архивного центра. Вечер только начинался, место было пустынное и удивительно спокойное для такого большого города. Она сняла рюкзачок, положила его на колени и потерла руками лицо.
В этом деле замешано Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов. Но как? Какое дело американскому правительству до пациентов канадских больниц?
Читая книги, смотря документальные фильмы, занимаясь другими изысканиями, Влад Шпильман что-то понял. Теперь Люси была в этом абсолютно убеждена.
Она попробовала соединить то, что, как ей казалось, мог понять Влад, с результатами собственного расследования, добавить кусочки в пазл. И естественно, первым, о ком она подумала, стал автор загадочного фильма Жак Лакомб. В 1951 году, при весьма странных обстоятельствах, Лакомб перебрался из Франции в Америку, в Вашингтон. Бывшая порностарлетка Жюдит Саньоль рассказывала о том, что в начале пятидесятых кто-то за океаном хотел работать с ее бывшим любовником. Кто? Прошло три года, и в 1954-м Лакомб уже в Монреале. Американец, который внезапно вторгается на канадскую территорию, – в точности как ЦРУ.
А что, если Лакомб имел какое-то отношение к ЦРУ? А что, если его скромная работа киномеханика служила всего лишь прикрытием?
Столько вопросов, и все они крутятся в голове, крутятся, крутятся…
Люси нетерпеливо посмотрела на часы. 19:10. До встречи с Патрицией Ришо еще двадцать минут: архивистке надо все проверить, прежде чем закрыть архив на ночь. Она придет и объяснит, о каком вмешательстве Америки в опыты над людьми идет речь.
Молодая женщина так глубоко задумалась, что не услышала, как за спиной остановился какой-то человек. А тот быстро сел на скамейку рядом с ней и вынул из кармана пиджака револьвер.
– Сейчас вы встанете и пойдете за мной. Не поднимая шума.
Люси побледнела. Кровь застыла у нее в жилах.
– Кто вы такой? Что…
Незнакомец вдавил дуло ей в бок, на лбу его блестели капли пота, одно неосторожное движение, и он обязательно выстрелит.
– Повторять я не собираюсь.
Американский акцент. Широкие плечи, на вид – лет пятьдесят. На голове черная бейсболка с надписью «Nashville Predators»
[32], солнцезащитные очки, не фирменные. Тонкие, четко очерченные губы.
Люси поднялась со скамейки, незнакомец за ней. Она искала глазами прохожих, хоть каких-то свидетелей – напрасно. Одна, безоружная, Люси была совершенно беспомощна. Они прошли сотню метров и так и не встретили ни единой живой души. Под кленами их поджидал джип «Датсун 240Z».
– Садитесь за руль.
Он резко втолкнул пленницу внутрь машины. У Люси стоял комок в горле, вот-вот – и хладнокровию конец. Перед глазами вращались лица двойняшек.
«Только не так, – думала она, – только не так…»
Незнакомец сел рядом с ней и начал методично ее обыскивать. Обшарил карманы, похлопал по бокам… Все вполне профессионально. Достал ее бумажник, вынул служебное удостоверение, внимательно изучил, потом выключил мобильный. Люси неуверенно сказала:
– Ни к чему. Телефон все равно не работает.
– Поехали.
– Что вам от меня нужно? Я…
– Пошевеливайтесь, говорю.
Она повиновалась. Они выехали из Монреаля с севера, через мост Шарля де Голля.
И окончательно распрощались с городскими огнями.
48
Расстроенный и озадаченный, Мартен Леклерк нервно метался по гостиной, держа в руке фотографию Люси:
– Нет, ты скажи, Шарк, скажи, кой черт тебя понес в легион? Зачем было туда соваться?
Шарко сидел на диване, обхватив голову руками. Мир вокруг рушился, грудь ему сдавило. Он страдал из-за этой девочки, которую сам отправил в волчье логово.
– Не знаю… не знаю… Я хотел… хотел только, чтобы они высунулись… хотел пнуть как следует муравейник…
