– Девочки в порядке. У Жюльетты с животиком все наконец наладилось, она у бабушки и чувствует себя прекрасно. А в Кларином лагере я смогла поговорить только с воспитателями, потому что дочка еще спит. Я и забыла, что во Франции сейчас всего семь утра!
В машине, пока они ехали, Люси успела рассказать Франку обо всем, что узнала с момента прилета в Канаду. О «сиротах Дюплесси», об экспериментах Сандерса, об участии ЦРУ в опытах над людьми в пятидесятых – шестидесятых годах… Шарко поглощал информацию, не говоря ни слова.
Теперь он с аппетитом вгрызался в обжаренные в масле куриные ножки, а Люси ковыряла вилкой капустный салат, запивая его огромным количеством кока-колы: она наконец наелась досыта.
– Я уверена, этот вольный стрелок, из-за которого начался пожар, не собирался меня убивать. Он хотел выманить меня из норы, как кролика. Я была нужна ему живая… Только не знаю для чего.
Шарко отодвинул тарелку с недоеденными ножками, потер руки и со вздохом посмотрел на Люси:
– Все это из-за меня.
Настала его очередь рассказывать, и он выложил все: как ездил в легион, как говорил с полковником Шателем, как блефовал, как увидел фотографию Люси с обведенной красной линией головой… Люси шумно втянула через соломинку колу и, обдумав услышанное, сделала вывод:
– Вот, значит, зачем вы отправили меня сюда, да еще на целых четыре дня… Чтобы действовать в одиночку.
– Ничего подобного. Просто хотел, чтобы ты не наломала дров.
– Вам не надо было так поступать. Эти военные могли вас убить. Они могли бы…
– Брось! Что сделано, то сделано. Проехали.
Люси вяло кивнула.
– А что теперь? Я хотела сказать: что будет со мной здесь, в Канаде?
– Королевская жандармерия позаботится о бумагах, нужных для твоего скорейшего возвращения во Францию. Их расследование здесь сведется только к тому, чтобы как можно более точно установить, что произошло в шале. Остальное – наше дело, нашего управления и Главного управления полиции Квебека, мы этим и займемся. «Этим» – то бишь кучей дерьма, в которой и так уже увязли по шею. Ах да, еще монреальские коллеги попытаются узнать, кто такой твой сосед по самолету, он же убийца Ротенберга.
– Он блондин, стрижка ежиком, высокий, крепкий, в армейских ботинках. Возраст – меньше тридцати. И он – один из тех парней, которых мы ищем с самого начала.
– Возможно.
– Какое там «возможно» – точно. А что там с ключом, который адвокат велел мне взять перед тем, как умер? Удалось хоть что-нибудь выяснить?
– Ищут, что бы он мог открывать… Поскольку ключ с номерком, жандармы предполагают, что он от камеры хранения. На почте или на вокзале… В любом случае они поставят нас в известность, как только разберутся. Ну и… здорово ты это сообразила, Энебель, насчет архивов, интуиция у тебя, однако…
– В глубине души вы в это не верили, я не ошиблась?
– В этот след не очень верил, зато в тебя – очень. В тебя я поверил сразу, в первую же встречу, едва увидел, как ты выходишь из поезда на Северном вокзале.
Люси оценила комплимент, улыбнулась и, не удержавшись, зевнула.
– Ой, простите!
– Сейчас двинем прямо в отель. Сколько ты уже не спала?
– Долго… Но ведь нам надо встретиться с сестрой Марией Голгофской, хотя бы попытаться. И нам надо…
– Завтра. Мне неохота собирать тебя по частям.
На этот раз Люси уступила не споря. Она действительно выдохлась.
– Схожу в туалет – и поедем, да?
Шарко, вздыхая, смотрел ей вслед. Как ему хотелось обнять ее, прижать к себе, успокоить, убедить ее, что все уладится… Но нет, пока еще его зубы слишком крепко сжаты, чтобы выговорить нежные слова. Он допил пиво, отсчитал наличными сумму, обозначенную в счете, и вышел на улицу. Там он позвонил Леклерку – сообщить, что сейчас уже все в порядке. В ответ шеф объявил, что уже договорился с судьями и руководством министерства обороны о возбуждении уголовного дела и начале расследования в Иностранном легионе с целью определить, вступил в него все-таки Мухаммед Абан или нет.
Когда друг повесил трубку, комиссар подумал, что наконец-то они начали двигаться вперед семимильными шагами.
Пора бы.
52
– Так и знала, что найду вас здесь…
Комиссара застал врасплох этот мелодичный голос где-то за спиной.
Шарко устроился в кресле полутемного гостиничного бара и спокойно потягивал виски, изучая список участников конгресса по прививкам. Обстановка была шикарной, но без излишеств: светлый ковер во весь зал, большие подушки на красных банкетках, обитые черным бархатом стены… Подойдя ближе, Люси заметила на столике стакан мятного лимонада.
– Вы кого-то ждете?
– Нет, никого. Стакан уже тут стоял.
Он ничего не добавил, и Люси пока не стала садиться. Развела руками в знак смирения и сказала:
– Простите за наряд. Джинсы – это, конечно, не очень-то элегантно, но я никак не могла предположить, что вечером придется выходить в свет…
Шарко ответил ей усталой улыбкой:
– Я думал, ты спишь…
– Я тоже так думала.
Люси выбрала одно из двух свободных кресел напротив комиссара, собралась было сесть.
– Только не сюда! – буркнул он.
Она удивилась, но выпрямилась.
– Значит, вы соврали, значит, на самом деле кого-то ждете. Ладно, простите, что побеспокоила.
– Слушай, хватит дурить! Просто это кресло хромает на одну ножку. Что тебе заказать?
– Водку с апельсиновым соком. Много водки, чуть-чуть сока. Мне позарез надо снять напряжение.
Шарко допил виски и пошел к стойке. Люси смотрела ему вслед. Он переоделся, смазал гелем свой седоватый ежик, надушился. Красивая у него походка… Люси взяла листки распечатки, которые комиссар оставил на столе. Имена, фамилии, даты рождения, должности. Некоторые строчки вычеркнуты. Он выглядит таким спокойным, невозмутимым, даже небрежным, а на самом деле ни на минуту не останавливается. Какой-то вечный двигатель.
Комиссар вернулся с двумя стаканами, протянул один Люси, которая, придвинувшись к нему поближе, показала на листки:
– Это список ученых, находившихся в Каире, когда убили девушек, да?
– Угу. Двести семнадцать человек, если быть точным. В то время им было от двадцати двух до шестидесяти трех лет. Если в Граваншоне действовали те же люди, что тогда в Каире, надо добавить шестнадцать лет. А значит, придется некоторых исключить.
Шарко сложил листки и сунул их в карман.
– Есть новости, но плохие… вообще-то, они условно плохие, потому как на самом деле хорошие. Не будем терять времени?
