— Вот именно! Не хочу! — заявил Михайла Фомич.
— А по какой причине? — спросил Иван Федорович.
— Неважно!
— Послушайте, господин Трегубов, — нетерпеливо сказал Архипов. — У нас есть подозрение, что ваш дом ограбили. И вы свалили вину на эту девушку.
Трегубов дернулся, будто его ударили палкой.
— Не было никакого ограбления! — сказал он звонким петушиным голосом, — Слышите! Никакого ограбления! А девчонку я выгнал потому… Потому что не хочу больше терпеть в своем доме эту особу.
— Позвольте нам войти и осмотреть дом, — потребовал Архипов.
— Нет! Не позволю!
— Да ты с ума, что ли, спрыгнул, Михайла Фомич! — вмешался Михеев. — Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь?
Архипов повернулся к Скопину. Тот кивнул и сделал шаг вперед.
— Господин Трегубов, — произнес Иван Федорович тихо. — Я судебный следователь Скопин. Властью, данной мне прокурором Москвы и судебными законами России, а также для проверки полученной мной информации я приказываю вам впустить нас в дом и показать все, что мы посчитаем нужным.
— А если я откажусь? — спросил старик уже без задора.
— Тогда я вызову сюда нижних чинов. Вас мы арестуем и проведем полный обыск со вскрытием полов, поиском тайников и вспарыванием подушек. А также реквизируем по описи все, что посчитаем подозрительным или имеющим отношение к делу, — спокойно ответил Иван Федорович. — А дом опечатаем до прекращения следствия.
— Черт бы вас побрал! — сказал старик в сердцах и махнул лампой. — Входите. Но только девчонку я не пущу. Пусть остается здесь.
— Под дождем? — спросил Архипов. — Вам ее не жаль?
— Мария пройдет вместе с нами, — сказал Скопин. — Как свидетель.
— Свидетель чего? — усмехнулся старик.
— Неважно.
— Ну-ну! — Трегубов отошел внутрь, пропуская пришедших.
В дверях Скопин остановился и повернулся к квартальному.
— Идите спать, Михеев, дальше мы сами.
Квартальный отдал честь, потом погрозил коллекционеру кулаком и пошагал обратно к калитке.
— Пройдемте сразу наверх, — предложил Скопин.
Старик бросил ненавистный взгляд на Машу. Вслед за коллекционером они поднялись на второй этаж.
— Маша, где ваша комната? — спросил Скопин.
— Тут, — Маша указала на дверь.
— Откройте, — приказал Скопин старику.
Тот фыркнул и открыл дверь. Иван Федорович взял у Трегубова лампу и вошел внутрь.
— Маша, идите сюда, — позвал он.
Архипов увидел усмешку на плотно сжатых губах старика.
Когда Маша вошла в свою комнату, Скопин поднял лампу повыше, осветив голые стены. Комната была совершенно пуста, будто тут никто и не жил.
— Он все вынес, — сказала Маша горько.
— Да, — кивнул Скопин. — Похоже, старик подготовился. И не только тут.
Они вышли.
— Я же говорю, — издевательским тоном произнес Трегубов. — Нет у меня никакой племянницы. И не было. А эту девку я взял с улицы и содержал ее. А потом прогнал.
Маша закрыла лицо руками. Архипов издал такой звук, будто собирался выругаться.
— Ну хватит уже, — тихо сказал Скопин. — Надо и меру знать. Маша, где произошло ограбление?
Она указала на дверь хранилища.
— Откройте, — повернулся Скопин к Трегубову.
— А там и не заперто, — весело отозвался старик. — Сами откройте.
Скопин подошел к двери Хранилища и толкнул ее.
— И тут пусто, — сказал он.
— Может, в подвал перенес? Есть в доме подвал? — спросил Архипов у Маши.
Но Скопин покачал головой.
— Скажите, господин Трегубов, — обратился он к старику. — Было сегодня в вашем доме ограбление или нет?
— Нет, — ответил старик. — Не было.
— Понятно… То есть у вас все хорошо, никто в дом не проникал, ничего не унесли?
— Именно!
Скопин вздохнул:
— Никаких официальных заявлений в полицию вы делать, конечно, не будете?
— Не буду, — упрямо замотал головой старик.
Скопин пожал плечами:
— Тогда нам остается только извиниться за вторжение. Но прежде, чем мы уйдем, я прошу вас отдать Марии ее вещи. Или вы не против, чтобы она осталась?
— Нет у меня никаких ее вещей. И пусть катится на все четыре стороны! — крикнул старик, приободряясь. — И на вас я подам жалобу. Врываетесь среди ночи! Будите честного человека. Навязываете ему какую-то девку.
— Слушайте, вы! — вскипел Архипов, но Скопин поймал его за руку и сжал, приказывая замолчать.
— Хорошо, господин Трегубов, — сказал он спокойно. — Я вас понял. Просто хочу предупредить. Если вы мне сейчас солгали…
— То что? — спросил старик саркастически. — Убьете меня?
— Я сделаю так, что вы об этом сильно пожалеете, — ответил Скопин, глядя прямо в глаза старика.
Этот взгляд был сильным, тревожащим. Трегубов почувствовал, что перегнул палку, повышая голос на следователя. Но отступать он уже не мог. Михайла Фомич считал себя смертельно оскорбленным Машей. И всех ее защитников теперь тоже воспринимал как своих личных врагов. Он был уверен, что Маша с самого начала состояла в заговоре с целью его ограбить. И пока приказчик отвлекал Михайла Фомича поездкой к мнимой генеральше, она впустила в дом грабителей, а теперь разыграла из себя наивную дурочку, чтобы потом, разделив деньги от награбленного, пуститься во все тяжкие. В то, что полиция будет на его стороне и поможет найти награбленное, Трегубов совершенно не верил, поскольку уже имел опыт общения с подобной публикой несколько лет назад. Тогда, после посещения частного пристава, пришедшего с обходом квартала, он недосчитался пяти серебряных ложек из французского сервиза времен Людовика Четырнадцатого, купленного за триста рублей! И хотя грабители основательно подчистили много ценного из хранилища, Трегубов был уверен, что отыщет похищенное и сам. Надо было просто обратиться к Маркелу Антоновичу Тимофееву, помощнику управляющего Шереметьевской больницы, через руки которого частенько проходили многие занятные вещички самого темного происхождения, принесенные на Сухаревку. Конечно, Тимофеев потребует награду за возвращение коллекции — и немалую, но зато это будет надежно.
— Не пугайте меня, молодой человек, — сказал Трегубов. — Уходите и заберите с собой эту девку. Я хочу спать.
Возвращение в часть проходило в молчании. Архипов сидел прямо, играя желваками. Маша безучастно смотрела в окно, хватаясь за ременную петлю, когда карету сильно накреняло. Скопин смотрел на ее лицо, по которому пробегал свет фонарей.
