— Он вас порезал? — спросил Архипов.
Скопин махнул рукой.
— Пустое.
— И вы не объявили его в розыск? За нападение на судебного следователя? — поразился Захар.
— Розыск был бы недолгим, — ответил Иван Федорович. — Видите, я сэкономил казне круглую сумму. — Он кивнул в сторону покойника.
— Может, и меня пропустите к новопреставленному? — осведомился доктор, протискиваясь на узкой дорожке между двумя следователями.
Скопин вынул из кармана свою трубку и закурил. Павел Семенович принялся осматривать тело.
Настоятель, которому, вероятно, уже наскучило стоять на одном месте, откланялся и пошел в храм, оставив за себя высокого монаха, ходившего звать Скопина.
— Эй, Мирон, поди сюда, — позвал доктор Зиновьев. — Бери тут и давай-ка его перевернем.
— Кто этот Мирон? — спросил Архипов у Ивана Федоровича.
— Мой… домоправитель.
Мирон, в это время с кряхтением переворачивавший мертвеца, услышал ответ и коротко хохотнул.
— Домоправитель. Скажешь тоже, Иван Федорович. Хорошо хоть не дворецким назвал. Денщик я, только и всего, ваше благородие.
— Сколько раз тебе говорить, — сказал Скопин. — Мне теперь денщик не полагается. Да и стыдно кому сказать, что у меня в денщиках — герой Иканской сотни ходит.
— А ничего, — ответил Мирон, выпрямляясь и вытирая руки о полы шинели. — Это когда было-то? Что ж мне, теперь всю жизнь в героях ходить? Такие герои теперича на паперти сидят и про подвиги свои рассказывают.
— Вы знаете про Иканскую сотню? — спросил Скопин у Архипова.
— Увы, смутно помню.
— Во-во! — кивнул Мирон. — Это там, в Туркестане, нас героями-то считали. А здесь…
— Как интересно… — подал голос доктор Зиновьев. — Здесь есть еще одна рана.
Архипов и Скопин склонились одновременно так, что чуть не ударились головами.
— Вот, глядите, — указал доктор. — Перерублены позвонки.
— Может, топором? — спросил Архипов.
Смотритель кладбища также придвинулся поближе и пытался заглянуть через плечо молодого пристава.
— Не загораживайте свет! — приказал ему Архипов.
Скопин быстро наклонился и поднял с земли крохотный белый осколок. Он повертел его в пальцах, потом почесал правый вихрастый висок.
— Кто нашел тело?
— Этот. — Длинный монах ткнул пальцем в смотрителя.
— А, Кривихин, — кивнул Иван Федорович. — Тогда все понятно. — Он повернулся к смотрителю и нахмурил брови: — Что, сукин сын, так и будешь молчать?
Смотритель дернулся всем телом, но потом начал мелко кланяться, бормоча:
— Виноват, Иван Федорович, бес попутал, простите ради Господа Бога!
Архипов недоуменно уставился на смотрителя.
— Ага! — торжествующе сказал Мирон. — С нашим-то Иван Федорычем не забалуешь. Небось, что-то учуял.
— Кривихин, — обратился Скопин к смотрителю. — Давай, тащи сюда, что ты там с места преступления прибрал? А? Что утащил? Думал, я не догадаюсь?
Скопин передал Архипову фарфоровый кусочек, вероятно, отколовшийся от чашки или блюдца.
— Вы считаете?.. — начал Архипов. — Что это один из грабителей, которые обчистили вчера дом Трегубова?
— Очень может быть, — ответил Скопин. — Осколок фарфоровый. Найден недалеко от места ограбления. И еще — присмотритесь к этому кусочку. Фарфор тонкий, с частью хорошего рисунка. Помните же, что у Трегубова в коллекции, по словам Маши, было много китайского фарфора?
— Да.
— А вот я — хорош! — продолжил досадливо Скопин. — Не догадался связать описание девушки с тем бандитом, который… с которым у меня была стычка! Впрочем, мало ли бритых хулиганов шляется к нам из Марьиной Рощи?
Смотритель Кривихин ходил недолго — вероятно, он спрятал мешок среди венков какой-нибудь свежей могилы. Полусогнувшись, он принес свою добычу и сложил ее к ногам Скопина. Иван Федорович присел на корточки и развязал мешковину.
— Ага. Это все — точно из дома Трегубова. Вот старик-то сглупил! — удивился Скопин. — Он же отказался признавать грабеж. Давайте-ка съездим к нему, покажем все это добро, а потом объясним, что поскольку заявления об ограблении не было, найденные предметы переходят в пользование тех, кто их нашел. Я же говорил, что он сильно пожалеет, что солгал мне. Как думаете — старик сильно пожалеет?
И Скопин улыбнулся такой широкой и веселой улыбкой, что Архипов вдруг почувствовал к нему нечто вроде симпатии.
— Думаю, он лопнет от злости! — воскликнул Архипов, но тут же осекся. — Постойте. Лучше передадим эти вещи Маше. Или так: отдадим их на Сухаревку, скупщикам антиквариата, а деньги — Маше.
— Это дело! — одобрительно кивнул Скопин. — Конечно, дело подсудное, но чем мы хуже Кривихина? А, Захар Борисович? Притырим мешочек… Правда, — он обвел глазами присутствующих, — надо будет прирезать свидетелей.
Смотритель кладбища испуганно перекрестился.
— Ну что же, — сказал Архипов раздосадованно. — Теперь все понятно. Двое грабителей решили поделить добычу. Поссорились. И молодой зарезал своего товарища. Потом его что-то спугнуло, он бросил добычу и сбежал.
— Прекрасно, — отозвался Скопин. — Осталось выяснить только, что же именно спугнуло преступника ночью на кладбище, что он даже бросил добычу… Я полагаю, это привидение. Кривихин, у тебя тут водятся привидения?
— Никак нет, Иван Федорович. Я за этим строго слежу. Да и вот, монастырь рядом. Какие тут, прости господи, привидения.
Высокий монах только криво улыбался, слушая болтовню Скопина со смотрителем.
Мирон крякнул и перекрестился.
— Может, монашки по ночам шалят? — спросил он, ни к кому не обращаясь.
— И, уж конечно, характер ранений совершенно не похож на обычную поножовщину, так ведь, Павел Семенович? — Скопин повернулся к доктору.
— Так, — ответил доктор, надевая цилиндр. — Не похож. И орудие не похоже на обычный нож. Я не могу пока точно определить, чем именно убили этого господина. Надо отнести его в наш морг. Но могу утверждать: я никогда не видел подобных ран.
— Мирон, держи-ка мешок, — приказал Скопин. — Отнесем его в часть вместе с покойником, там и оформим обоих.
Потом он повернулся к смотрителю:
— Слушай, Кривихин, это, конечно, не мое дело, как ты тут с родственников втридорога дерешь за копку могилок, за оградки и так далее. Но вот что касается воровства вещественных доказательств, это, брат…
Смотритель медленно осел коленями на грязную дорожку.
— Гляди у меня. Я запомню, — сказал Скопин строгим голосом. — Будем считать, что ты просто временно переместил важные улики, чтобы их не растащили… например, монахи!
