Вернувшись, пристав застал дежурного, дымящего папироской у дверей части.
— Пока меня не было… эта девушка не вернулась?
— Никак нет! — вскочил дежурный, пряча папироску за спину.
— А этот… Скопин? Он ушел?
— Никак нет! Иван Федорыч пошел в покойницкую, смотреть, как доктор мертвяка режет.
— А, — устало сказал Архипов. — Понятно. Вызови мне посыльного. Я сейчас составлю описание этой девушки… она — важный свидетель, понимаешь?
— Так точно!
— Вот, — сказал Архипов, как будто оправдываясь. — Важный свидетель, а ты ее отпустил…
— Виноват!
— Ну ладно, положим, ты не знал. Пусть это описание размножат и передадут во все части — мол, мы ее ищем для опознания.
— Слушаюсь!
— Хорошо, — кивнул Архипов.
Он вошел в часть, которая уже была полна народу, пришедшего своими ногами или приведенного под белые ручки, сел за свой стол и быстро набросал запрос о розыске. Потом стал описывать Машу нарочито казенным слогом. Закончив описание и передав его однорукому унтеру Прибылову, пошел в морг.
Доктор Зиновьев и Скопин стояли у дверей морга. Зиновьев курил папиросу, а Иван Федорович свою черную трубочку.
— Вы ко мне, Захар Борисович? — приветливо крикнул доктор. — Мы уже все подготовили — раздели, помыли, честь по чести! Вскрытие я пока не делал, впрочем, чего там вскрывать-то? И так причина смерти яснее ясного.
Архипов подошел, не глядя на Скопина. А тот смотрел спокойно, ни о чем не спрашивая. Грязные русые волосы падали ему на лоб, глаза были красные, невыспавшиеся.
— Покажете? — спросил Архипов.
— Конечно, — отозвался доктор. — Там такие ранения, что просто прелесть. Пойдемте.
Он бросил папиросу, раздавил ее носком сапога и приглашающе посторонился.
Морг при Сущевской части представлял собой две большие комнаты, располагавшиеся напротив друг друга. В конце коридора находился покатый спуск в холодный подвал, где хранились невостребованные тела. А рядом — крохотный кабинетик доктора.
— Налево, — предупредил доктор из-за спины Архипова. — Прямо рядом с дверью.
Захар поморщился, привыкая к запаху, вошел в комнату с низким потолком и двумя окнами.
— Вам свет включить или так разберетесь? — спросил доктор.
— Не надо. Все видно, — ответил Архипов, останавливаясь у обитого жестью стола, на котором лежал бритый. С другой стороны встал Зиновьев. Скопин же не стал входить в комнату, а привалился к косяку, не вынимая изо рта своей трубки.
— Итак, — начал рассказывать доктор. — Мы имеем две раны от колюще-режущего оружия. Одна перерубила шейные позвонки, а вторая вот тут — прошла сквозь ребра.
— Вижу, — сухо ответил Архипов.
— Я предполагаю, что сначала была нанесена рана около шеи. Вероятно, наш клиент нагнулся, и тут убийца нанес удар. Второй же удар был добивающим, чтобы умертвить наверняка.
— А почему не наоборот? — спросил Архипов.
Доктор оглянулся на Скопина.
— Если уж убил, так убил, — ответил тот. — Ударил в сердце? Тогда зачем бил еще и в спину?
Архипов пожал плечами. Скопин говорил правильные вещи, но Захар был все еще раздражен его поведением. Он вообще теперь принимал все, что говорил или делал Скопин, с крайним неудовольствием, даже если тот бы прав.
— Надеждин, — Иван Федорович указал трубкой на покойника, — был человеком сильным и опасным. Да и нож у него в кармане имелся. Вероятно, убийца понимал, что сильно рискует, сцепившись с ним в открытую. Поэтому подождал, пока тот нагнется — например, развязывая мешок с награбленным у Трегубова, и ударил в спину. А когда Надеждин упал, повернул его и нанес удар в сердце.
Архипов ничего не ответил, продолжая глядеть на широкую рану в груди мертвеца.
— Я исследовал поясок осаднения, — продолжил доктор. — Участок кожи вокруг раны. Если бы клинок был грязным или ржавым, остался бы след. Но, похоже, что оружие держали в чистоте. Я нашел только мелкие следы смазки. Теперь смотрите сюда.
Доктор вынул из кармана халата лупу и передал ее Архипову.
— Вот тут, в углу раны, мы видим косо отходящие надрывы кожи, так называемый «ласточкин хвост». Это результат незначительного поворота лезвия при его извлечении. Ну это вряд ли даст вам какие-то важные детали для размышлений.
— Хорошо отточенный, — подал голос Скопин со своего места. — Да, доктор?
— Так точно, — кивнул Зиновьев. — Я осмотрел хрящи в месте раны. Они разрезаны так, будто из масла.
— А форма клинка? — спросил Архипов.
— Это самое интересное, — отозвался Иван Федорович.
— Подайте мне спиртовку, Захар Борисович, она вон там, на подоконнике, — попросил Зиновьев. — А еще рядом чашка с воском.
Архипов принес требуемое. Доктор поставил спиртовку на тумбочку около стола, зажег ее, а сверху установил железную чашку с застывшим воском. В полном молчании присутствующие смотрели, как воск начал потихоньку плавиться.
— Та-а-ак, — сказал, наконец, доктор, надел плотную рукавицу и, сняв со спиртовки чашку, аккуратно начал лить воск в рану. — Надеюсь, он не пробил легкое, иначе ничего не получится. Я, в принципе, зондировал рану и не нашел никакого отверстия во внутренние органы, но мог и не заметить.
Скопин докурил трубку и вышел на улицу, чтобы выбить ее.
— Вы давно знаете Ивана Федоровича? — спросил Архипов.
— Давно! — ответил Зиновьев. — С Туркестана.
— И какой он человек?
Доктор пожал плечами:
— Он сильно изменился в последние годы. Впрочем, с его службой-то… Почему вы спрашиваете?
— Так…
— Он надежный, — сказал доктор, оканчивая свою работу. — Очень надежный человек. Но у него нет друзей. Не то чтобы они были ему не нужны… Он сам не допускает к себе близко. Казалось бы, мы знакомы так давно, через столько в свое время прошли…
— Вы обо мне? — спросил Скопин, который вернулся незаметно и снова занял свое место у двери.
Архипов сконфузился.
— О вас, о вас, Иван Федорович, — ничуть не смутившись, ухмыльнулся доктор. — Но не в профессиональном плане. Вы же пока живы! Перемываем ваши косточки пока только в переносном смысле.
— Это вы разослали словесный портрет Маши, Захар Борисович? — спросил Скопин. — Мне дежурный сказал.
— Я, — с вызовом ответил Архипов. — Она могла бы опознать убитого. Вы против?
— Отчего же? — спокойно ответил Иван Федорович. — Умно. Мне это не пришло в голову.
Архипов внутренне сжался от ярости. Он был уверен, что Скопин его оскорбил, посчитав, что молодой пристав воспользовался служебным положением в личных целях.
