— Ого! — воскликнул Скопин. — Что это?
— Это так называемый катар-ножницы. Его можно использовать для нанесения ран, а открыв дополнительные лезвия, можно блокировать клинок противника, причём тогда, когда он этого не ожидает. Вот!
Сбежин подошёл к стене и снял с ковра изогнутую саблю.
— Это индийский шамшир. Возьмите.
Он протянул саблю Скопину. Тот встал и неуверенно принял оружие.
— Не удивляйтесь, что такая маленькая рукоятка, — улыбнулся Сбежин. — Индийцы невелики ростом, а руки у них меньше нашего. Попробуйте нанести мне удар. Не по-настоящему, конечно, слегка!
Иван Федорович слабо взмахнул саблей, Сбежин тут же подставил навстречу тройной клинок своего кинжала и остановил лезвие шамшира.
— Вот так это действует!
Скопин стоял, задумчиво глядя на оружие в своей руке.
Леонид Андреевич положил кинжал-ножницы на стол, придавив им листок с изображением.
— Увы, господа, — сказал он. — Боюсь, это все, чем я могу вам помочь. Мало того, я даже не уверен, что тут, — он ткнул пальцем в рисунок, — мы имеем дело с редким иноземным кинжалом. Ведь это вполне может быть изделие нашего доморощенного кузнеца, а то и просто заточенный кусок рессоры. Я-то ищу в нем знакомые черты благородного оружия. И это простительный грех, потому что коллекционер всегда ищет восхитительные цветы, не обращая внимания на мусор под ногами. Если только он не коллекционирует мусор, конечно.
— Скажите, — произнес Архипов, тоже вставая, — знаком ли вам коллекционер Трегубов?
— Конечно, — спокойно ответил Сбежин.
— Нет ли у него в коллекции кинжалов или… Или какого другого оружия?
Сбежин покачал головой.
— Вы намеренно не говорите мне, что его убили?
— А вы знаете? — спросил Скопин.
— Увы, да, — повернулся к нему Леонид Андреевич. — В нашей среде новости расходятся быстро. Тем более что после Трегубова должна остаться коллекция, которую выставят на распродажу. Впрочем, сомневаюсь, чтобы там можно было найти что-то стоящее.
— Почему? — спросил Захар Борисович.
Сбежин пожал плечами.
— По правде сказать, вкуса у Михайлы Фомича не было никакого. Он был похож на сороку, которая тащит все блестящее. Брал в основном фарфор, но не гнушался и золотишком.
— Но разве коллекционирование не требует больших денег? Он был богат? — задал вопрос Скопин.
— Его батюшка владел медным рудником на Урале. И хотя тот истощился еще при начале царствования Николая, наследство он оставил хорошее.
— А вам какое наследство оставил батюшка? — невинно поинтересовался Скопин.
— Увы, — вздохнул коллекционер. — Всем моим нынешним положением я обязан своей покойной супруге.
Он взял со стола индийский кинжал.
— Могу я вам помочь чем-то еще?
Скопин и Архипов встали. И в этот момент в дверях наконец возникла прислуга с подносом, на котором стоял кофейник и три чашки.
— Луша! — с досадой крикнул ей Сбежин. — Что ты копаешься? Неужели нельзя было побыстрей?
Леонид Андреевич повернулся к гостям с извиняющимся выражением лица.
— Нет-нет, — сказал Скопин. — Мы узнали довольно, так что кофе в следующий раз. Кстати, вы знаете, что Трегубова перед смертью пытали?
Леонид Андреевич помедлил, а потом ответил отрицательно.
— Похоже, грабитель что-то искал, — продолжил Скопин, застегивая шинель. — Вы знаете, что незадолго до убийства Трегубова ограбили?
— Вот как?
— Грабителей было двое. Одного мы потом обнаружили на соседнем кладбище убитым. А вот второй, похоже, сбежал.
Архипов предостерегающе посмотрел на Ивана Федоровича, полагая, что тот и так рассказал более, чем положено.
— Простите, — смущенно сказал Сбежин. — Я не очень понимаю, чем могу помочь тут…
— Возможно, у старика была какая-то ценная вещь, которую грабители не заметили, — пояснил Скопин. — И второй молодчик вернулся, чтобы исправить ошибку. Ну, впрочем, вы правы, это уже наше дело.
Сбежин снова заверил, что готов содействовать полиции в любое время суток, после чего проводил сыщиков до двери на лестничную площадку и запер за ними дверь.
Скопин с Архиповым вышли под мелкий моросящий дождь.
— Это зачем? — спросил Захар Борисович, поднимая воротник.
— Что?
— Зачем вы завели разговор про грабителей?
Скопин пожал плечами:
— Так, выстрел наудачу.
Он пошел вокруг дома, пока не наткнулся на дворницкую, и постучал в дверь. На улицу вышел осанистый дворник в длинном сером фартуке.
— Чего надо? — спросил он сиплым пропитым голосом.
— Потолковать, — ответил Скопин.
— Некогда мне!
Скопин повернулся к Архипову.
— Что? — обратился тот к дворнику высокомерно. — Не признал? Из полиции мы. Или арестовать тебя суток на пять?
Дворник проморгался, стащил шапку и поклонился.
— Извиняйте, господа хорошие, со сна не признал.
— То-то, — сказал Захар Борисович. — Поговори мне тут!
— Как тебя звать, дядя? — спросил Скопин.
— Филимоном Петровым кличут.
— Скажи мне, Филимон Петров, тут у вас жилец есть — Сбежин Леонид Андреевич…
— Есть, как не быть.
— Вдовец?
Дворник Филимон кивнул и снова надел шапку.
— А что с его женой случилось? — спросил Скопин. — Померла?
Филимон помялся.
— Померла. Да только не своей смертью. Повесилась.
— Повесилась? — переспросил Скопин. — А с чего?
— Говорят, любовник у ей был. А муж прознал. Так она от совести и повесилась.
— Ага, — сказал Скопин. — От совести, значит.
— От нее, проклятой.
— А что, дорогой Филимон, — сказал Скопин. — Покойница, значит, ветреной была?
— Никак нет. Не замечалось, — степенно ответил дворник. — Мадама строгая. Мужа своего шпыняла за траты. Но ведь баба — она завсегда баба. Она хоть и мадама, а все одно под юбкой, небось, чесалось. Но так, чтобы ходил к ней кто — нет, не видел.
— Ну ступай, — отпустил дворника Скопин, потом повернулся к Архипову. — Пойдем в часть, Захар Борисович. Тут, похоже, ловить больше нечего.
— Да, — согласился Захаров. — Версия с рогатиной была красивой, но, возможно, именно поэтому — неверной. Все только запуталось. Я надеялся, что мы найдем убийцу по оружию, однако проклятый Сбежин навел туману! Что теперь?
