— Я уже как-то говорил, что консультировался с ним по одному делу. А так чтобы знаком… Нет. Он приходил ко мне в покойницкую, мы провели приятных пару часов за стаканом чая и осмотром резаных ран. Но не больше.
Женщина в углу захохотала, и Скопин оглянулся. Архипов тоже посмотрел туда. В тот момент, когда женщина увидела обернувшееся к ней лицо Скопина, она вдруг резко оборвала смех и вскрикнула. Скопин тут же отвернулся и поморщился.
— Да… — сказал он. — О чем мы? Горничная!
Архипов продолжал наблюдать за женщиной. Не отрывая глаз от затылка Скопина, женщина вдруг съежилась и схватила за рукав своего спутника.
— Захар Борисович, куда вы смотрите? — крикнул Скопин.
— А? — переспросил Архипов.
— Горничная! — повторил Скопин.
— Которая сбежала? — уточнил Архипов.
— Черта с два она сбежала! — Скопин ударил по столу так, что бутылки зазвенели. Тут подскочил мальчишка и с виноватым видом сообщил, что баранины не будет.
— Ладно, ладно, — утихомирился Иван Федорович. — Мы уже уходим.
Он кинул на стол полтинник.
— Вся верхняя одежда горничной осталась на вешалке. Не могла же она в одном домашнем платье сбежать из дому, а?
За спиной Скопина высокая женщина вдруг встала, накинула на голову платок и, бросив в одиночестве своего спутника, выскочила из трактира.
— Да… — задумчиво протянул Архипов. Однако занимал его сейчас не вопрос о горничной, а странное поведение проститутки. — Хотя вы, Иван Федорович, все сопротивляетесь идее виновности Сбежина, похоже факты…
— Какие факты? — спросил Скопин. — Ни один из этих фактов не примут в суде. Адвокат разобьет их в два счета.
— А кинжал? — спросил Архипов.
— Кинжал… Его надо изъять, если Сбежин, конечно, не постарался уже избавиться от него. Кстати, помните, как мы пришли с рисунком отпечатка раны? И он вынес этот самый кинжал?
— Да, — кивнул Архипов.
— И что он сразу же сделал? Раскрыл его. И положил поверх рисунка. Конечно, в раскрытом состоянии центральное лезвие будет уже. Но он не дал нам посмотреть лезвие в закрытом положении, когда все три соединяются в одно! Возможно, если мы сравним закрытое лезвие кинжала и рисунок, то они совпадут.
— Надо брать Сбежина! — горячо воскликнул Архипов. — У нас есть кинжал, как главная улика.
— У нас ничего нет пока, — охладил его пыл Скопин. — К тому же просто потерпите. Я уже устроил так, что Сбежин, если он действительно виновен, сам придет к нам.
— Как?
— Я же сказал, потерпите. Мы подошли к финалу. Не надо торопиться. Если Сбежин — наша дичь, то он никуда не денется.
Одевшись, все трое вышли из трактира на промозглую улицу, но не успели отойти на несколько шагов, как Архипов вдруг вспомнил, что оставил свою шляпу на лавке, и сказал, что догонит Скопина чуть позже. Вернувшись в трактир, он осмотрелся, приметил пожилого разносчика, поставившего свой опустевший лоток под стол и пившего чай из большого чайника, пара которого стояла рядом, накрытая полотенцем. Присев напротив, Архипов поздоровался.
— И ты будь здоров, — ответил разносчик.
— Ты, дядя, частенько тут бываешь или как? — спросил Архипов.
— Да.
— Видел, мы тут втроем сидели?
— Видел.
— Позволь тебя угостить и задать пару вопросов.
Разносчик утер пот со лба рукавом и прищурился.
— А сам-то ты кто? Не из полиции?
— Да, из полиции.
— То-то я смотрю, ты с Иван Федоровичем!
— Знаешь его? — спросил Архипов.
— Как не знать! Он из местных! Мужик хороший, нас не трогает. Только пьет много.
— А женщину ты сейчас видел? Высокую, со светлыми волосами?
— Любку? Видел. Раньше она часто сюда своих ухажеров водила, а как Иван Федорович ее проучил, так ее и не видно до сего дня было.
— Проучил? — Архипов подозвал мальчишку и велел принести полбутылку водки.
— Так не в себе он был. Сильно накачался в тот вечер, — ответил разносчик искренне. — Сидел тут, как обычно. Ну, входит Любка — и тоже не тверезая. Обычно она с кем-то приходила, а тут, видать, не подфартило ей. Сидела, сидела, все на Ивана Федоровича поглядывала. Небось, решила, что на безрыбье и рак — рыба. Подсела она к Иван Федоровичу, стала с ним заговаривать, за руку хватать. А тот поначалу как будто спал…
Мальчик принес водку, и Архипов щедро плеснул в стакан разносчику. Тот степенно поблагодарил, махнул разом и откашлялся.
— А дальше?
— А дальше как стала она к нему лезть уж совсем по-нахальному, он вдруг как вскочил! Как дал ей прямо по зубам! Тут она со скамейки — брык на пол! А он ее сапожищами — не разбирая. Ну, мужики повскочили, оттащили его от бабы, а то бы насмерть ее забил. Я же говорю — не в себе он был!
— И что? — удивился Архипов. — Никто даже будочника не свистнул?
— Будочника? — вытаращил глаза разносчик. — А что будочник супротив Ивана Федоровича скажет? Ивана Федоровича тут всякий знает и уважает. Да хоть бы он и убил эту бабу — она же кто? Шалава! А Иван Федорович — уважаемый человек. Судейская власть.
Архипов поблагодарил собеседника, подхватил нарочно оставленную шляпу и вышел на улицу, качая головой.
Маркел Антонович при свете керосинки сидел в своей комнате при больнице, не торопясь домой, в прекрасно обставленную квартиру нового дома на углу Пречистенки. Прохор Силантьевич, вернувшись из города, сел напротив и положил локти на стол.
— Ну? — спросил Маркел. Свой белый докторский халат он уже снял и облачился в жемчужно-серый пиджак.
— Ну, совсем нехорошо, — ответил Прохор. — Паренек того, не справился. Сначала полиция приехала, а потом вынесли на носилках, простынкой прикрытого.
— Точно это молодой?
— Точно.
— Одно тело? А второй?
— Одно. А второй вроде как ранен.
Маркел Антонович задумался.
— Значит, племяш мой выкрутился, — сказал он наконец.
— Племяш? — удивился Прохор Силантьевич.
— Да… — махнул рукой Маркел. — Это давняя история. Неужели и правда решил меня обмануть, а? Только зачем? Какой в этом смысл? А? Зачем он слам забрал и со мной не поделился? Я ему честно, как попросил, дал человека. Человек дело сделал, а племянник мой его вдруг зарезал, а слам забрал! И со мной не поделился! А тут еще и второго прибил! Это что такое, я спрашиваю, — сердился Маркел Антонович. — Я на такое не соглашался! Из-за этого дурака к нам придут совсем серьезные люди, и тут уже барашком в бумажке не отделаешься!
Прохор сидел молча — он совершенно не понимал, что имеет в виду Маркел Антонович, а расспрашивать не решался. Если хозяин захочет — сам скажет. А промолчит — так даже лучше, меньше знаешь — крепче спишь. Если же некий племяш и вправду решил обмануть Маркела Антоновича, то Прохор такому родственнику не завидовал, с первого дня службы на Тимофеева он усвоил одно правило: никогда не обманывать хозяина. Никогда и ни в чем. Потому что именно в первый день он получил простое и ясное задание — пойти и зарезать оценщика, который сговорился с клиентом и попытался обмануть хозяина.
