В углу, на скамье, сидела девушка, закутанная в шерстяное казенное одеяло серого цвета, из-под которого торчало грязное по подолу коричневое домашнее платье. Девушка сидела, наклонив голову и обхватив себя руками.
Архипов положил на стол цилиндр и указал на девицу:
— Вот. Ее дворник привел из дома Перфильева. На улице подобрал. Думал, гулящая, ну, и отвел сюда, в часть. Мария Ильина Рожкова. Родилась в Тамбовской губернии. После смерти родителей приехала в Москву к дяде, Трегубову Михайлу Фомичу, мещанину. Утверждает, что сегодня вечером его дом был ограблен в отсутствие хозяина. Грабители вынесли много ценных вещей, поскольку дядя ее — коллекционер. Сам же Трегубов, вернувшись домой и обнаружив ограбление, обвинил во всем девушку и выгнал ее на улицу в одном платье.
— Это вы дали ей одеяло? — спросил Скопин, подходя поближе.
— Я.
— Но здесь и так хорошо натоплено.
— Она дрожит, — ответил Архипов. — Я подумал…
Он не закончил фразы. Скопин кивнул и сел рядом с девушкой.
— Значит, тебя зовут Маша? — спросил он, обращаясь к ней.
— Я послал за вами в порядке формальности, — сказал Архипов. — Считаю, что надо возбудить дело. Это по вашей части. Вы подпишете бумаги?
Скопин посмотрел на него и приложил палец к губам, а потом снова повернулся к девушке.
— Маша, посмотри-ка на меня.
Девушка подняла разбитое лицо с фиолетовыми синяками.
— Ох ты… — произнес Скопин участливо. — Это они тебя так?
Она кивнула.
— А за что? Ты хотела им помешать?
Она кивнула снова.
— Ну, посиди здесь, мы сейчас еще поговорим, — сказал Скопин, поднимаясь и делая знак Архипову, чтобы тот вышел с ним в коридор.
Притворив дверь, Скопин спросил:
— А вы уже выезжали на место преступления? И вообще, с чего вы решили, что девушка говорит правду? Разве не может быть такого, что она действительно обчистила своего дядю? И тот ее действительно выгнал?
Он снова поморщился из-за того, что рана в боку заныла.
Архипов, видя, что следователь явно пытается замять дело, напрягся.
— По закону я могу устроить обыск только после возбуждения дела. То есть с вашего согласия, Иван…
— Федорович, — подсказал Скопин.
— Иван Федорович, — повторил Архипов.
— Показания вы сняли?
— Да. Грабителей было двое. Она их подробно описала.
— Хорошо, — кивнул Скопин. — Потом дайте мне прочитать описания. Может быть, кого я и узнаю. Значит, вы предлагаете открыть дело? Но по какой статье?
— Девушка избита… — начал Архипов.
— И изнасилована, — добавил Скопин.
Архипов быстро взглянул на него.
— Она не сказала.
— Конечно, — кивнул Скопин. — Она не сказала. И не скажет. Завтра, когда придет доктор Зиновьев, попросите его сделать осмотр. Пусть он вызовет кого-то из женщин.
— Но Зиновьев — патологоанатом, — удивился Архипов.
— Это сейчас, — отозвался Скопин. — Вы посмотрите, как она сидит — вся сжалась в комочек. Я уже не говорю про кровь на ее юбке. Пятнышки небольшие, на коричневой ткани сложно заметить, но у меня глаз наметанный.
Архипов досадливо поджал губы — он не заметил крови на юбке девушки.
— Постановление об открытии дела я выпишу, — продолжил Скопин, растирая лицо ладонью. — Но лишь только по факту избиения. Про изнасилование мы пока ничего записывать не будем — вдруг я ошибся. Поедем сейчас к ее дому, посмотрим, что там. Если действительно произошло ограбление, думаю, там не спят. Так что никого и не разбудим. Девушку придется взять с собой. Дежурный экипаж есть?
— Есть.
— Хорошо, сходите, прикажите подавать, а я поговорю с потерпевшей.
Скопин вернулся в комнату для опросов и снова подсел к Маше.
— Мария, меня зовут Иван Федорович. Я — судебный следователь. Мы сейчас с тобой вместе поедем к твоему дяде, и ты на месте нам покажешь, что и как произошло, хорошо?
Маша поежилась.
— Можно я посижу тут? — спросила она шепотом. — Пожалуйста!
— Скажи, — продолжил следователь, будто не замечая ее просьбы. — Это дядя тебя так поколотил?
— Дядя? Нет, он стукнул пару раз, но — не сильно. Это он…
— Кто?
— Бандит. Молодой. Сёмка.
— Откуда ты знаешь его имя? — удивился Скопин.
— Тот, второй, сказал.
Скопин внимательно посмотрел на девушку.
— Главный… Он убьет меня. Так и сказал, — тихо проговорила Маша.
— Ерунда. Никто тебя не убьет. Они так всегда пугают, — ответил Иван Федорович. — Это они держатся, как волки. А я — волкодав.
— Я не прощу, — зло ответила Маша.
Скопин кивнул — девушку точно изнасиловали, иначе его слова не вызвали бы такой реакции.
— Теперь мы поедем в твой дом, поговорим с дядей, — сказал он.
— Я там не буду жить, — твердо сказала Маша, выпрямляясь.
— Хорошо, — согласился Скопин. — Но вещи твои мы заберем. Одежду. Что еще?
Она помотала головой.
— А потом пристроим куда-нибудь, — продолжил Скопин. — Ты ж совершеннолетняя?
— Да.
— Но это — завтра. А сейчас пошли, надо сделать дело. И дядю не бойся, я тебя в обиду не дам. Держись за мной и говори только правду. Договорились?
Девушка встала вместе со Скопиным, но тут же покачнулась, уперевшись локтем ему прямо в раненый бок. От боли он чуть не вскрикнул, но сдержался.
— Простите, — сказала она.
— Ничего.
Они вышли из дверей на темную улицу, где уже стоял служебный экипаж — старая черная карета, запряженная чалой кобылой. На козлах сидел пожилой солдат Чумыкин, знакомец Скопина. Иван Федорович дал ему адрес, пропустил вперед Машу, а потом и сам сел внутрь экипажа, где их уже поджидал Архипов.
— Едем.
Карета дернулась и покатила вперед, переваливаясь на кочках. Было слышно, как фыркает старая кобыла Изольда и скрипят ржавые оси. По крыше тихо застучали капли дождя. Скопин потянул на себя занавеску окна: в темноте мимо проплывали редкие фонари.
— Дождь начался, — сообщил он своим спутникам, но они ничего не ответили.
Наконец, экипаж остановился перед калиткой.
— Приехали? — спросил Скопин девушку.
Маша молча кивнула. Они вышли из экипажа, и Архипов толкнул калитку рукой.
— Закрыто, — сказал он.