Всего удивительнее казалось мне то, что посланнику нашему позволили взять с собою на берег солдат для караула, и притом с ружьями. Но сие преимущество допущено с величайшим нехотением. Толмачи всемерно старались несколько дней сряду уговорить посланника оставить свое требование. Они представляли ему, что оное не только противно их законам, но что и народ возьмет подозрение, увидев вооруженных иностранных солдат на берегу. Такового случая, говорили они, не было никогда в Японии. Само правительство подвергнется опасности, если на сие согласится. Видя, что все их представления не могли преклонить посланника оставить почетный караул свой, просили они его взять по крайней мере половину только солдат. Но он и на сие не согласился.
Настояние японцев, чтобы не иметь вооруженных иностранных солдат в своем государстве, было, кажется, единственное только справедливое их от нас требование. Ибо между просвещеннейшими нациями Европы иностранные послы не имеют своего караула. Сие обстоятельство было столь важно, что нагасакский губернатор не мог на то решиться сам собою. Более месяца продолжалось от начала сих переговоров до того времени, как позволено посланнику съехать на берег. Губернатор, вероятно, посылал между тем курьера в Иеддо.
По объявлении о сем малом торжестве над японцами возвращаюсь я опять к унижениям, которые заставляли они чувствовать нас в полной мере. Мы не могли не только съезжать на берег, но и не имели даже позволения ездить на гребных судах своих около корабля в некоем расстоянии. Шестинедельные переговоры могли только склонить наконец японцев назначить на ближайшем берегу для прогулки нашей место, к чему убеждены они были болезнью посланника. Место сие находилось на самом краю берега. Оное огородили они с береговой стороны высоким забором из морского тростника. Вся длина его превосходила немногим сто шагов, ширина же не более сорока шагов составляла. С двух сторон стража наблюдала строгое хранение пределов.
Вид гавани Нагасаки. Гравюра первой половины XIX века
Все украшение сего места состояло в одном дереве. Никакая травка не зеленела на голых камнях целого пространства. Явно видно, что место сие не соответствовало своему назначению, а потому и оставалось без предназначенного употребления. Для одних астрономических наблюдений наших, в коих японцы нам не препятствовали, приносило оно великую пользу. Когда отходило корабельное гребное судно к сему месту, называемому ими Кибач, тогда вдруг флот их в 10 или 15 судах снимался с якоря и, окружив оное со всех сторон, провожал туда и обратно.
В первый день прибытия нашего познакомился я с начальниками голландских кораблей и крайне желал продолжения сего знакомства. Но ни мне, ни голландцам не позволено было посещать друг друга. Японское правление простерло так далеко свое варварство, что запретило нам даже послать с голландцами, отходившими из Нагасаки в Батавию, письма и лишило тем желанного случая писать в свое отечество. Посланнику только позволено было отправить донесение к императору, но и то с таким условием, чтобы писать кратко об одном плавании из Камчатки в Нагасаки, присовокупя к тому извещения о благосостоянии всех, на корабле находившихся. Сие к государю нашему написанное донесение велели толмачам перевести на голландский язык и доставить губернатору с подлинника копию, которая так точно была бы написана, чтобы каждая строка оканчивалась однофигурною с подлинником буквою.
По сравнении такой копии с подлинником прислал губернатор донесение на корабль с двумя своими секретарями, чтобы оное в глазах их было запечатано. При отходе голландских кораблей приказали нам не посылать к оным своего гребного судна ни под каким видом. Когда я во время прохода мимо нас голландских кораблей спрашивал начальников оных об их здоровье и желал им счастливого плавания, тогда ответствовали они мне одним маханием рупора. Начальник голландской фактории извинялся в письме своем к нашему посланнику, что управляющим кораблями запрещено было наистрожайше не подавать ответа на вопросы наши ни малейшим голосом. Нельзя найти равносильных слов к выражению такого варварского уничтожительного поступка.
Японская птица именуемая скопа
Крайне жалко, что просвещенная европейская нация, обязанная политическим бытием своим одной любви к свободе и ознаменовавшаяся славными деяниями, унижается до такой степени из единого стремления к корысти и рабски покоряется жестоким повелениям. Невозможно смотреть без негодования на повержение почтенных людей к стопам японских чиновников, не имеющих иногда никакого просвещения и которые не отвечают на сие уничижительное изъявление почтения ни малейшим даже мановением головы.
По сообщении посланнику позволения иметь на берегу свое временное пребывание отвели ему жилище довольно приличное. Но едва ли укреплен столько в Константинополе семибашенный замок, сколько Мегасаки. Так называлось место пребывания нашего посланника. Сей дом находился на мысу столь близко к морю, что во время прилива подходила вода с восточной и южной стороны оного к самым окнам, ежели можно назвать окном квадратное в один фут отверстие, переплетенное двойною железною решеткою, сквозь которую проходил слабый свет солнца. Высокий забор из морского тростника окружал строение не только с береговой, но и с морской стороны. Сверх сего сделаны были от ворот два забора, простиравшиеся в море столь далеко, как вода отходила во время отлива. Они составляли закрытый путь для гребных судов наших, приходивших с корабля к посланнику.
Предосторожность едва ли совсем не излишняя
[82]. Большие ворота с морской стороны запирали всегда двумя замками: ключ от наружного замка хранил караульный офицер, находившийся на судне вблизи корабля, от внутреннего же – другой офицер, живший в Мегасаки. Итак, если шла шлюпка с корабля в Мегасаки, то хранитель наружного ключа должен был ехать вместе, дабы отпереть внешний замок, после чего отпирали уже и внутренний. Подобное сему происходило и тогда, когда надобно было ехать кому на корабль из Мегасаки. Ворота не оставались никогда незапертыми, ниже на самое малейшее время. Если и знали, что по прошествии пяти минут надлежало ехать обратно, то и тогда запирали неупустительно.
Береговая сторона Мегасаки охраняема была с такою же предосторожностью. Крепко запертые ворота составляли предел малого двора, принадлежавшего к дому посланника. Отведенные нам магазины находились вне сего двора. Частые наши в оных надобности утомили, наконец, караульных офицеров, и ворота оставались незапертыми; однако другой двор перед магазинами окружен был множеством караулов. Двенадцать офицеров, каждый со своими солдатами, занимали сии караулы и сменялись ежедневно. Сверх того, построены были три новые дома, в коих жили другие офицеры, долженствовавшие бдительно примечать за нами.
