Она прибежала домой и застала Аркадия неподвижно сидящим в дальнем углу кровати. Он не кинулся ей навстречу, а только поднял глаза, в которых странным образом соединились воля, жестокость и тоска.
– Пришла? – зачем-то спросил он.
– Ты уже собрался?
– А что мне собирать? – усмехнулся он. – Мое при мне, – и указал на увязанный рюкзак.
– Сколько километров до этих Ляховичей?
– Примерно десять, может, чуть меньше.
– На улице дождь и ветер, холод собачий. Вдруг ты не дойдешь, свалишься где-нибудь по дороге и погибнешь от переохлаждения?
– Ну, зачем такие страсти? Прекрасно дойду, не торопясь.
– Может быть… Может быть, мне проводить тебя?
– Ты хочешь пойти со мной? Что за ерунда!
– Я хочу… Я хочу… уйти с тобой.
– То есть…
– То есть, – заторопилась она, – я не хочу, не могу с тобой расстаться.
– Ты хочешь жить со мной?
– Да, именно так. Хотя, – спохватилась она, – я, конечно, не настаиваю, у тебя своя жизнь, ты волен поступать по собственному желанию… Сейчас мы поужинаем, а к ночи ты уйдешь. Прости мою болтовню. Ты не обязан…
– Ты. Хочешь. Уйти. Со мной, – раздельно произнес он. – А как же твоя работа, твои планы на бизнес, этот дом, люди, к которым ты привыкла? Как быть с этим?
– Это неважно. Все неважно. Я тебя люблю.
Аркадий встал, подошел к ней, обнял, прижал к себе, потом отстранил и сказал с горечью:
– Я пытаюсь сохранить в себе остатки порядочности… Но ты меня вынуждаешь…
– Нет, нет, ни в коем случае, я не вынуждаю, я все понимаю.
– Я ничего не могу тебе предложить.
– Ты женат? – вдруг сообразила она.
– Это было очень давно… Я нищий безвестный художник, склонный к депрессии. У меня крошечная квартира в спальном районе Питера, обшарпанная и потрепанная, и копеечная зарплата.
– Что за чушь ты несешь?!
– Если бы во мне осталась хоть капля порядочности, я бы категорически пресек твои неразумные намерения. Но я все-таки законченный подлец и не могу сказать тебе «нет», потому что, оказывается, еще способен любить глупо и безрассудно. Поэтому давай, собирайся, мы уходим вместе, сегодня ночью.
Ирина, почувствовав слабость в ногах, присела на стул, глубоко вздохнула, как будто всхлипнула, а потом спокойно сказала:
– Стоп! Ты глуп, как все мужчины. А я, как ты говоришь, найдя себя, вовсе не потеряла рассудок. Разве я могу сбежать? Сейчас, через неделю после кражи, я, появившаяся в деревне полгода назад, неизвестно зачем и почему? Мудрый участковый дядя Ваня сразу сопоставит факты. Если мы уходим вместе, надо подождать еще пару дней, и я найду причину для легального своего отъезда из Ключей, а деревня будет об этом знать и глубоко сожалеть. Мы можем подождать два дня?
– Ты нежная и удивительная, – улыбаясь, сказал Аркадий. – И умная. Дай я тебя поцелую…
К Колесниченко Ирина пошла с утра, чтобы успеть к его традиционному кабинетному завтраку – лучше, безопаснее подойти к машине в момент зарядки аккумулятора, чем во время ее интенсивной работы. Она укутала горло, повязалась платком и медленно потащилась по улице – ни дать, ни взять умирающая старуха. В кабинете, как всегда в это время, стоял приторный запах растворимого кофе, и Тарас Семенович восседал в своем кресле с кружкой в одной руке и толстым бутербродом в другой. По лицу его разливались умиротворение и, можно сказать, блаженство, которое в момент появления Ирины сменилось испугом.
– Бог мой, Ирина Викторовна, что с вами?! Вы больны? Садитесь, садитесь.
«Хорошая артистка пропала», – подумала Ирина, тяжело опускаясь в пластмассовое кресло.
– Увы, больна, Тарас Семенович, – прохрипела она. – Вторую неделю ангина, никак не проходит.
– К фельдшерице-то ходили?
– Да нет, сама лечусь. Болеть нельзя сейчас, у нас ведь аврал, к Новому году готовимся.
– Ай-ай-ай, где же вас так прихватило?
– Вы не поверите, в родном Доме культуры.
– Как же так?
– Да ведь холодно у нас, зуб на зуб не попадает.
– А что, котельная не работает?
– Работает, как обычно. И печи вдобавок топим. Только дров-то мало, разворовали еще летом, приходится экономить.
– Никто ничего не воровал. Это зима такая. Мороз всегда теплее, чем слякоть эта.
– Правильно, а если еще воруют…
– Да никто не воровал. Мы проверяли.
– Не видела, как вы проверяли. Зато видела сама, своими глазами, как воруют, кто ворует и куда везет. Просто я вам в прошлый раз не сказала.
Лицо Колесниченко окаменело. Рука с кружкой, не дойдя до рта, дернулась и замерла, как внезапно остановившийся поезд.
– Вы только не нервничайте, Тарас Семенович. Я сейчас не об этом, это к слову пришлось. А я здесь по другому поводу. У нас в Доме культуры всё в порядке, к праздникам мы практически готовы, но осталось одно трудновыполнимое дело: генеральная уборка помещения, которую мы с Надеждой должны производить своими силами по вашей, Тарас Семенович, милости. Уборщиц-то в Доме культуры нет.
– Да где же я денег наберусь, дорогая вы моя?! Ну не убирайте капитально, чуть-чуть подметите, мусор спрячьте. Что еще делать?
– Денег, говорите, нет? На новую церковь нашлись, а на заботу о людях – нет? От этих печей, хоть их доверху напичкай дровами, толку мало, старые, тепло не держат. Котельная тоже доисторическая, все оборудование требует замены. А вы церковь строите.
– Вы же грамотный человек, Ирина Викторовна, должны понимать, как необходима церковь в деревне.
– Необходима. Люди будут туда ходить, молиться, учиться покорности и терпению – и не доставать главу администрации, не жаловаться на трудные условия жизни, низкие зарплаты, продукты в магазине, утратившие срок годности, устаревшие лекарства.
– Ну что вы нагнетаете? Никто не жалуется, у нас в Ключах вполне достойная жизнь.
– Не жалуются? А потом идут в лес и вешаются на первом попавшемся суку.
– Это особый случай.
– Конечно, особый. Где это видано, чтобы преступник не в тюрьме сидел, а у жены своей под боком?! Думаете, удобно жить, когда убийца рядом с тобой ходит и не знаешь, что он еще вытворит?
– Я же предлагал вам переселиться в учительский дом.
– Учительский дом? А вы там когда-нибудь бывали? Сделали блочную коробку, у нас, мол, всё культурно, по-городскому. А что внутри? Выгребная яма вместо канализации? Дровяная плита вместо газовой? Вода из колодца за полкилометра вместо водопровода?
– Все-таки здесь не город.
