Рис. 14. «Код да Винчи» и «Пятьдесят оттенков серого»
Посмотрите: сюжетные кривые двух совершенно разных книг почти в точности (если не считать самого конца) повторяют друг друга (рис. 14). С первого взгляда кажется, что у них нет ничего общего: разные авторы, разные жанры, разные темы и стили. Но оба автора нашли путь к сердцу читателя и сумели увлечь его так, как мало кому из писателей удавалось. В нашем корпусе текстов найдутся книги с подобным ритмичным биением, но у «Пятидесяти оттенков» и «Кода да Винчи» самый регулярный ритм из всех. Расстояния между соседними пиками примерно одинаковы, между соседними провалами – также; расстояния от каждого пика до ближайшего провала тоже приблизительно равны. Это значит, что писатели очень чутко уловили тот ритм, к которому наиболее чувствительны читатели (а в данном случае речь идет о читателях всего мира) – и который заставляет лихорадочно переворачивать страницы. Обеим книгам свойственна симметрия, что весьма необычно; различаются они только тем, что «Пятьдесят оттенков», будучи первой книгой трилогии, а не самостоятельным романом, кончаются в низкой точке, заставляя читателя с нетерпением ждать выхода второй части. В обоих романах действия героев в высших и низших точках сюжета почти всегда физические – они выражаются в движении, и читатель откликается на них всем нутром. Герои тяжело дышат – и читатели тоже. В книге Джеймс высшие точки всегда связаны с сексом; у Брауна – это моменты, когда герои переводят дух между очередной погоней за кем-то и очередной необходимостью спасаться (см. рис. 15).
Рис. 15
Что такое этот ритм – случайная удача или плод обдуманной стратегии? Ответ знают лишь сами авторы. Но, кажется, эти графики позволяют решить одну из важнейших загадок литературы: увидев подобную кривую, мы будем точно знать, что в рукопись стоит вложить деньги!
Так как же это делается? Как взять нечто нематериальное – эмоциональный отклик и физиологическую реакцию читателя – и воплотить на странице, черным по белому? Выразить эмоциональные взлеты и падения героев в виде графика нам помогло то, что специалисты по обработке естественного языка называют анализом тональности
[119]. Его обычно применяют для обработки рецензий на фильмы и отзывов о товарах, но мы обнаружили, что те же инструменты и методы годятся и для анализа повествования. Основная идея такова: компьютер читает книгу от начала до конца, обращая особое внимание на слова, описывающие негативные и позитивные чувства героев. Возьмем простую сцену из «Кода да Винчи». Софи с нежностью вспоминает, как разгадывала свой первый шифр – на арке, которую показал ей дед, когда в детстве привозил ее в Рослинскую часовню:
Дед… подвел ее к высокой сводчатой арке, которую показывал чуть раньше.
Софи плюхнулась на каменный пол, улеглась на спину и начала разглядывать удивительные рисунки над головой.
– Да я запросто разгадаю этот код! Ты и вернуться не успеешь!
– Тогда поспеши. – Дед наклонился, поцеловал ее в лоб и направился к ближайшей боковой двери. – Я выйду только на минутку. Дверь оставлю открытой. Если что понадобится, позови. – С этими словами он вышел в мягкий вечерний свет
[120].
Это лишь одна из многих похожих интерлюдий в лихорадочно скачущем повествовании. В таких интерлюдиях Браун приостанавливает действие и рассказывает предысторию героев. Наш компьютер распознает подобные моменты как передышки – позитивные паузы в стремительном беге событий. Воспоминания Софи – добрые; эта сцена показывает нам нечто личное, мягкое, позволяющее немного помедлить и задуматься посреди сюжета, наполненного активным действием. В этой сцене мы чувствуем человеческую теплоту.
Относительно благополучные детские воспоминания Софи контрастируют с памятью Сайласа о его собственном детстве:
И тем не менее душу его терзали воспоминания. «Отпусти свою ненависть, – приказал себе Сайлас. – Оставь должникам своим». Глядя на каменные башни Сен-Сюльпис, Сайлас пытался побороть знакомую тягу… силу, что всякий раз увлекала его мыслями в прошлое, снова заточая в тюрьму, стенами которой в молодости ограничивался весь его мир. Эта память всегда обрушивалась бурей на все чувства сразу… вонь гнилой капусты, смрад смерти, человеческой мочи и фекалий. Вопли безнадежного отчаяния, заглушаемые воем ветра над Пиренеями, и тихие рыдания всеми забытых людей
[121].
Разница в чувствах двух героев, предающихся воспоминаниям, очевидна. Так же очевидна она и для компьютера.
В ходе повествования эти моменты позитивных и негативных эмоций то накапливаются, то рассеиваются. Это увлекательно и динамично – так что читатели каждого романа будто совершают уникальное путешествие по мере того, как автор своей волей проводит их через периоды конфликта и разрешения, необходимые для того, чтобы события развивались во времени. На макрошкале эти накопленные моменты становятся чем-то вроде знаков препинания на нарративной линии романа. А самые низкие и самые высокие точки эмоционального напряжения, обнаруженные компьютером, соответствуют самым важным сценам, в которых происходят повороты сюжета. На основе этих данных компьютер рисует график романа – в более мелком (микро) или более крупном (макро) масштабе.
Под конец главы заметим: исследования тысяч книг демонстрируют нам, что в бестселлерах могут встречаться любые из основных трехчастных видов сюжета. Не обязательно у истории о «человеке в яме» будет больше шансов на успех, чем у истории об «очередной Золушке». И хотя макроуровень большого значения не имеет, то, как автор организует ритм повествования от сцены к сцене, – чрезвычайно важно. Тот танец, в котором каждое движение – на вес золота, требует ровного, четкого и размеренного ритма.
Списки: сюжет
Десять романов, чья макроформа наиболее близка к «Пятидесяти оттенкам серого»
1. «Инферно», Дэн Браун (Inferno, Dan Brown)
2. «Смертельное слово», Ли Чайлд (Killing Floor, Lee Child)
3. «Лаки», Джеки Коллинз (Lucky, Jackie Collins)
4. «Пылающая комната», Майкл Коннелли (The Burning Room, Michael Connelly)
5. «Сплетенная с тобой», Сильвия Дэй (Entwined with You, Sylvia Day)
6. «Сфера», Дэйв Эггерс (The Circle, Dave Eggers)
7. «Зов кукушки», Роберт Гэлбрейт (The Cuckoo’s Calling, Robert Galbraith)
8. «Искусство поля», Чед Харбах (The Art of Fielding, Chad Harbach)
