— Мать вашу!.. — начала орать Ольга, как только закрылся за ними занавес.
— Вы что охренели сегодня?..
Ольга была выдающейся «верхней» — лучшей в жанре ханд-вольтиж. Это признавали все. Возможно поэтому была требовательной до самодурства. На манеже она летала из рук в руки партнёров отточенным совершенством, исполняя потрясающие отрывные трюки, безукоризненно приходя в точку после любого пируэта или сальто-мортале.
Но здесь, в этом номере, её умение скорее мешало. Теперь она исполняла трюки на металлической палке, которую партнёры держали в руках. После акробатичкских прыжков приземляться гимнастке приходилось на тонкую «жердочку». Задача партнёров была поймать Ольгу и убалансировать в нужной точке…
— Оля, тише, за «портянкой» — люди!.. — попыталась успокоить кричащую артистку пятидесяти пятилетняя дрессировщица собак Людмила Тимофеевна Котова, намекая на не такой уж и плотный занавес форганга. Она курила, покусывая свой любимый длинный мундштук, прислонившись к стене, как стоят «барышни» в марсельском порту, поджидая подгулявших «кавалеров», готовых за пару «весёлых» минут растаться с несколькими монетами. Её напомаженные губы были вызывающе ярко-красного цвета. В этом была вся Людмила Тимофеевна…
Котова!.. Это был огненный коктейль «Молотова» из безвкусицы, неуловимого шарма, увядшей женской красоты, великовозрастной сексуальности и комизма. Эта женщина жила как хотела, как ей нравилось. Она была старше своего нового мужа Алексея, партнёра Ольги, на четырнадцать лет. Любила выпить. Жила без комплексов — открыто и свободно. Некоторым с ней было легко. Другим — нет…
При первой встрече она ошарашивала своей вульгарностью и темпераментом. С ней боялись вступать в «дебаты» даже начальство из главка и именитые артисты. Она сама была — Именем!
Для неё не существовало авторитетов. Котова признавала только — истину, какой она ей виделась. Без раздумий защищала слабого. Всегда поддерживала начинающих. Она сама пробивалась с «низов»…
Это был человек без «двойного дна». Находиться с ней рядом было мукой — в любой момент ты мог оказаться объектом её внимания — и тогда берегись! В то же время — интересно и радостно!
Она разговаривала невероятно «смачно», колоритно и остроумно, используя какой-то то ли акцент, то ли диалект-говорок, свойственный персонажам Бабеля из «Одесских рассказов».
Котова была матершинницей. Редкой. Так виртуозно в «Союзгосцирке» не ругался никто. Это не было площадной бранью, которая оскорбляет нормального человека. Это являлось, скорее, своебразным искусством использования ненормативной лексики, которое сначала вгоняло в ступор, потом хотелось слушать и слушать… — настолько «рождаемое» становилось неожиданным и цветасто-остроумным «шедевром».
Из классического мата она ухитрялась сплетать и выстраивать многоэтажные «Версальские дворцы» в стилях: барокко, рококо, ампира — со всеми свойственными им пилястрами, винтообразными капителями, завитушками и кучеряшками. Её «перлы» разлетались по циркам «почтовыми голубями».
Котова стала прижизненно цитируемым классиком русского мата…
— Сколько можно меня ронять! — аж повизгивая, вопила Ольга, нет-нет, переходя тоже на ненормативную лексику. От злости она готова была вонзить свои когти в партнёров и пустить в ход весь накопившийся яд взбешенной «королевской кобры».
— Меня пассировать некому! Я что, б…, за воздух цепляться должна? Какого… не подходите, вы же — нижние!..
— Оля! Тише!.. — Котова с показательно равнодушным видом, пустила очередное роскошное колечко дыма.
Ольга вместе с «ядом» снова выплеснула парочку крепких, «не девичьих», выражений.
— Оля, девочка, не оскверняй свой ротик, тебе не идёт! Прибереги его для более приятных вещей!.. Это я без мата, — шо щи без томата…
— Что тише, Тимофевна! Они меня сегодня три раза на задницу усадили! И надо же, блин, как назло, — телевидение снимало!..
Её партнёры: Виктор Селиванов и Алексей Анфиногенов, стояли опустив головы и жилистые ручищи. Алексей, последний муж Котовой, в жизни был приветлив, но не разговорчив. Все слова за него обычно говорила «Тимофевна». Виктор, тот вообще в день говорил обычно два слова: «здравствуйте» и «до свидания». Если произносилось что-то ещё, сверх нормы, считалось — Виктор «разболтался»…
Сегодня же, пока Ольга «оценивала» их работу, Витя полушёпотом выдал партнёру недельную норму слов:
— Не, Лёх, ну чё мы в самом деле: бабу — и на жопу!
Ольга всхлипывала от бессилия, может даже хотела заплакать, но в гневе, как-то не получалось:
— Блин! Зрители ржут! А я, вместо комплимента, то и дело задницу отряхиваю!..
— Оля! Что ты волнуешься, как целка в первую брачную ночь! Ну, напала на тебя «падучая»! Зато покажут по телевизору, в программе «Здоровье». — «успокоила» гимнастку опытная артистка, которая повидала на своём веку и не такое. — Тебе ещё прыгать и прыгать! Своим тощим тухесом ты причешешь манеж ещё не один раз!..
Пашка, который иногда отлучался из конюшни, чтобы посмотреть номер-другой, в очередной раз вылупил глаза, слушая закулисную «беседу» артистов.
Вчера была похожая ситуация, но только разнос тогда после работы устроила сама Котова. Та, по полной программе, «натолкала» своим афганским овчаркам, которые сцепились за кулисами. Из всего замысловатого текста в памяти осталась основная мысль:
— Что вы жрёте друг друга, как х…е цирковые!..
Попутно досталось служащим, которые не уследили за собаками. Котова и им «популярно объяснила», что нужно делать в «критические дни»…
Пашка поинтересовался у Захарыча, что это за «тётя»?..
— Эта «тётя», как ты говоришь, — заслуженная артистка. Легенда цирка! Это сейчас Люда собак дрессирует. А когда-то она работала «высшую школу верховой езды» и «па-де-де» с Борисом Манжелли. Так что, лошадей она знает не хуже меня… Эх, время, время!.. — Захарыч сделал паузу, пошарил по карманам, ища махорку. — Ты бы Котову видел в знаменитой на весь мир «Штраусиане» и «Русской берёзке» с Юрием Ермолаевым! Вот это были конные номера! Люда — это золото нашего цирка! Ты не гляди, что она такая, она — хороший человек! Настоящий! А как мастер — фору ещё любому молодому даст! Ты на неё даже сейчас в манеже посмотри, а не за кулисами…
Помошник Захарыча не часто видел, чтобы его наставник о ком-то говорил с таким уважением. Пашка стоял в курилке и внимательно всматривался в «наштукатуренное» лицо немолодой артистки, одетой в странный симбиоз костюмов «Золушки» и «Феи» одновременно…
Ольга продолжала «дымиться»:
— У меня вся ж… синяя. Я так до пенсии не доживу!.. — Ой, Оля, синежопая ты моя! Тебе до пенсии — как мне до моей первой девственности…
Женька-полётчик, тут как тут, — не удержался от вопроса, пытаясь подражать говору Котовой:
— Людмила Тимофеевна, а шо, бывает и вторая девственность? — Женя, мальчик мой! В жизни всегда есть место подвигам — когда-нибудь и «куда-нибудь» — всегда бывает в первый раз…
