Книга 26 главных разведчиков России, страница 152. Автор книги Леонид Млечин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «26 главных разведчиков России»

Cтраница 152

Через четыре месяца настала очередь Ивана Тимофеевича Бовкуна. В марте 1939 года его вызвали в Москву. Вызову он не удивился — ему уже приходилось отчитываться на политбюро. 29 марта он выехал из Китая вместе с женой, рассчитывая на родине отдохнуть и полечиться. Но когда он приехал в Москву, оказался вроде как не у дел. Его никуда не вызывали, но и не разрешали вернуться назад. Он нервничал, не понимая, что происходит.

В Наркомате иностранных дел и в разведке менялось начальство. Сталин заменил Литвинова Молотовым, и в наркомат иностранных дел ушел начальник разведки комиссар госбезопасности 3-го ранга Деканозов. Это была не только смена личностей, но и политики, Молотов привел с собой новых людей. Началась большая чистка наркомата. В разведке ждали нового начальника, поэтому в обоих наркоматах столоначальники, занимавшиеся внешними делами, замерли, ожидая новых указаний. Зато продолжали действовать чекисты, сооружавшие липовые дела. По одному из них проходил и резидент в Китае. Причем до сих пор неизвестно, что это было за дело.

— Когда мне принесли папку с его делом, — рассказывал Петр Николаевич Архипов, который в девяностые годы был старшим прокурором Главной военной прокуратуры, — меня поразило одно: дела не было. В папке — протокол обыска и еще какие-то маловажные бумаги.

Прокурору Архипову было поручено решить, подлежит ли Бовкун-Луганец-Орельский реабилитации в соответствии с законом о жертвах политических репрессий.

История убийства резидента и его жены всплыла в 1953 году, когда началось следствие по делу арестованного Берии и его подручных. Начальник следственной части МВД по особо важным делам генерал-лейтенант Лев Емельянович Влодзимирский, арестованный вслед за Берией, признал, что он лично участвовал в убийстве…

Иван Трофимович плохо себя чувствовал. У него болели суставы, он не мог разогнуться. Он нуждался в лечении. И вдруг в конце мая 1939 года ему сказали: можете отдохнуть. Он отправился в санаторий НКВД в Цхалтубо. Сказал жене, что едет на две недели. Они впервые разлучались.

Нине Валентиновне пришлось задержаться в Москве, чтобы отправить двухлетнюю дочь и родителей на дачу. А его торопили с отъездом: потом уже не будет возможности отдохнуть. Как только Иван Тимофеевич уехал, Нине Валентиновне стало казаться, что за ней следят. Иван Тимофеевич обещал каждый день писать или хотя бы посылать телеграмму. Она получила три телеграммы и одно письмо из Баку — там он был проездом. И вдруг связь прервалась. Отправили телеграмму начальнику санатория с просьбой сообщить, что случилось. Никакого ответа. Обратились в Наркомат иностранных дел — из приемной Молотова не ответили. Стали звонить в НКВД, добрались до первого заместителя начальника секретариата наркомата старшего майора госбезопасности Степана Мамулова.

Степан Соломонович Мамулов работал с Берией с начала двадцатых. Он больше десяти лет был на партийной работе, в том числе в Казахстане и Днепропетровске, в середине тридцатых стал секретарем тбилисского горкома, заведовал сельхозотделом ЦК Грузии. Берия забрал его в Москву.

Мамулов, услышав, кто ему звонит и по какому поводу, просто бросил трубку.

Наконец какой-то сотрудник НКВД весело ответил:

— Что вы беспокоитесь? Загулял человек.

Нина Валентиновна отправила мужу четыре письма — 28 мая, 30 мая, 2 и 5 июня. Они сохранились в ее личном деле. Муж эти письма не получил. К тому времени он уже был арестован. Ордер на арест Бовкуна-Луганца-Орельского 30 мая 1939 года утвердил нарком госбезопасности Грузии Рапава.

Авксентий Рапава, как и Сталин, родился в семье сапожника и тоже получил духовное образование. Окончил в Зугдиди церковно-приходскую школу, в Кутаиси — духовную семинарию. Как и вождь, отказался от церковной карьеры. Учился в гимназии и в Тифлисском университете. В независимой Грузии Рапаву призвали в армию, и он служил рядовым в пограничном отряде. Потом дезертировал и связался с большевиками. После присоединения Грузии к Советской России работал в Зугдидском уездном комитете комсомола, затем перешел на партийную работу. В августе 1924 года его взяли в особый отдел Грузинской ЧК. Через три года он возглавил грузинских особистов. В 1937 году его внезапно назначили председателем ЦИК Абхазии, затем главой Совнаркома Абхазии. В декабре 1938 года он стал наркомом внутренних дел Грузии — этим назначением он был обязан Берии, который возглавил союзный наркомат. Вскоре Рапава получил звание комиссара госбезопасности 3-го ранга.

На следующий день после ареста Бовкуна этапировали в Москву. Его поместили в Сухановской особой тюрьме НКВД.

Там держали ограниченное число высокопоставленных в прошлом политических заключенных.

В 1937 году, при Ежове, для содержания подследственных и осужденных за контрреволюционные преступления по всей стране стали создавать так называемые внутренние тюрьмы, подчиненные 10-му отделу Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Центральный аппарат наркомата использовал четыре тюрьмы: Внутреннюю тюрьму на 570 заключенных, Бутырскую — на 3500, Лефортовскую — на 625 и Сухановскую — на 225 мест.

Положение о внутренних тюрьмах НКВД, принятое в 1939 году, в частности, запрещало извещать родственников о смерти подследственных и выдавать им трупы для похорон…

Одновременно с Бовкуном в Сухановке уже почти два месяца находились сам бывший нарком внутренних дел Ежов (его арестовали 10 апреля 1939 года) и его бывший первый заместитель Фриновский (его арестовали 4 апреля). С Ежовым и Фриновским Ивану Тимофеевичу устроили очную ставку. Они сидели два месяца и уже давали любые показания, нужные следователям. Бывшие руководители наркомата внутренних дел рассказали, что недавний резидент внешней разведки в Китае Бовкун-Луганец-Орельский был членом антисоветской организации, которой они руководили.

Если судить по следственному делу, Бовкуна допрашивали только один раз. А в тюрьме он провел больше месяца. Видимо, допрашивали его не раз, но протокол не составляли.

А тем временем к жене Бовкуна явился работник НКВД, передал привет от мужа и сказал, что Иван Тимофеевич просит немедленно выехать к нему в Цхалтубо. Она, напуганная молчанием мужа, сказала, что должна дождаться весточки от него. Тут же пришла телеграмма, им подписанная. Но слова были какие-то чужие. Не так он обращался к жене, не так писал телеграммы. И, кроме того, он посылал только «молнии», чтобы сразу доставили. А в НКВД сэкономили — послали простую.

У Нины Валентиновны случился нервный припадок. Приехал врач из ведомственной поликлиники и вместо помощи стал на нее кричать:

— Вы должны немедленно ехать к мужу…

Ей сразу же доставили билет. 20 июня она покинула Москву. Больше никто из родных ее не видел. Она обещала дать с дороги телеграмму. Телеграммы не было. А через три дня после ее отъезда чекисты приехали с обыском — сначала на дачу, потом на городскую квартиру. Забрали именное оружие Ивана Тимофеевича, его документы, переписку, фотографии. Московскую квартиру опечатали.

А 28 июня новый поворот этой запутанной истории. Вдруг появились два чекиста и передали привет из Цхалтубо. Родители Нины Валентиновны недоуменно рассказали об обыске, об опечатанной квартире. Чекисты, посмеявшись, сказали, что это ошибка и распечатали квартиру. Через день от Нины пришло письмо, написанное ее рукой, бодренькое, успокаивающее — они прекрасно отдыхают, играют в теннис, гуляют. Но в тексте была фраза, о которой она, предчувствуя неладное, договорилось с сестрой: «А как там ребята? Вероятно, дерутся, по своему обыкновению?»

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация