Фалько прикоснулся к синяку на скуле:
– У меня тоже бывали поприятней.
– Что с тобой там делали? – спросила Кари.
– Ничего особенного. Несколько вопросов, несколько оплеух.
– Вот сволочи.
– Потом разобрались и отпустили. Я же говорю – не за того приняли.
Он пытался думать. А вернее, продолжать мыслительный процесс, потому что по пути от отеля к книжной лавке только этим и был занят. А после того, что он узнал в последние часы, смотреть на этих троих, сохраняя душевное равновесие, было непросто. С учетом полученного приказа. С пониманием их обреченности. Они всего лишь рабочий материал, сказал он себе. И на самом деле испытывал он не угрызения совести – на этом отрезке жизни он и позабыл, что это такое, – а спокойную ледяную ярость: безмерную ненависть к людям из Саламанки, которые решили, что дела должны пойти так, а не иначе. К тем, для кого мы все марионетки. Он вновь взглянул на Еву, припомнил тепло ее тела и решил так: пусть в ближайшие часы ему, Лоренсо Фалько, придется вести себя как последнему сукину сыну (что, в сущности, давно уж не ново), но ее, по крайней мере, он попытается спасти.
– Были ночью сообщения?
– Два, – ответил Хинес. – После своей речи Кейпо де Льяно передал привет друзьям Феликса и сказал: «Пакито везет им шоколад» и «Они выпьют кофе в назначенный час». Насчет шоколада мы не поняли.
– Это для меня, заранее условленное, – пояснил Фалько.
– А что еще за Пакито? Откуда взялся?
– Это «Ильтис». Немецкий торпедный катер. Сообщение относится к штурмовой группе.
– А-а, вот оно что.
– Так что все в порядке.
В наступившей тишине трое смотрели на Фалько, а он – на часы.
– Пора выдвигаться. Что там с транспортом?
Подтверждено, ответил Хинес. Три наших товарища из Мурсии в срок будут стоять с грузовиком в сосновой роще в Аренале – братья Бальсалобре и штурмгвардеец Торрес. Рикоте, студент из Аламы, подгонит легковушку. Старый «форд».
– Грузовик и две легковые, считая с нашей. Хватит, чтобы перевезти пятнадцать человек. В кузове Бальсалобре доставят пистолеты и гранаты…
Отодвинув термос и чашки, Хинес разложил на столе карту побережья, план Аликанте и самодельный чертежик, изображавший внутреннее устройство тюрьмы. Все придвинулись поближе. Хинес пальцем провел линию от Ареналя до Аликанте.
– Значит, как договаривались, Кари и товарищ Рикоте останутся на берегу, чтобы просигналить катеру, а мы…
Пора сказать, подумал Фалько. Самое время.
– Есть изменения.
И сказано это было так, что все трое подняли головы и взглянули на него сперва с удивлением. А потом с тревогой. Фалько ткнул пальцем в план тюрьмы.
– Я не пойду со штурмовой группой.
– Почему? – спросил Хинес оторопело. – Ты же говорил, что…
– Планы изменились, – сказал Фалько очень спокойно. – Послание насчет шоколада адресовано мне и означает, что я должен передать командование Фабиану Эстевесу и отойти в сторонку. Так что это я вместе с Кари буду подавать сигналы с берега торпедному катеру. Ева тоже пойдет с нами.
– Это не предусмотрено! – воскликнула Ева.
– Тем не менее мы поступим именно так. Таков приказ. А пока не высадились Эстевес и его люди, тут распоряжаюсь я.
Хинес снял очки и начал протирать их платком. Близорукие глаза сверлили Фалько.
– Приказ? Чей? Саламанки или твой?
– Всего понемножку.
– На берегу место тихое, безопасное, – язвительно произнес Хинес.
Фалько невозмутимо закурил.
– Ты фалангист, не я, – сказал он, помахивая в воздухе спичкой. – Освобождать будем твоего вождя, не моего. Я тут так, погулять вышел.
– Меня спросить не забыли? – вмешалась Ева.
Фалько выждал секунды три и лишь потом поднял на нее глаза:
– Верно.
– Было ведь решено, что я пойду с вами… Со штурмовой группой.
– Женщине там делать нечего.
– И, кажется, не только женщине, а?
– Да, – спокойно улыбнулся Фалько. – И мне тоже.
Все смотрели на него так, словно впервые видели. Он затянулся и медленно выпустил дым. Ему было безразлично, как они на него смотрят. Ну, разве что Ева. Только от ее разочарования было немного не по себе. Самую малость.
– Кари и мы с тобой будем сидеть на берегу, а остальные – драться? – спросила Ева. – Я правильно поняла?
– Правильно, – кивнул Фалько.
– Я могу пойти с группой, – предложила Кари. – Поведу машину.
– Нет.
Хинес снова надел очки.
– Он прав, вообще-то… Лучше будет вам обеим держаться позади… Вместе с ним.
Он и не думал скрывать свое презрение. И Фалько прекрасно его понимал. Однако презрение или восхищение Хинеса Монтеро его не касались. В этой игре такие карты не ходят.
– Я в тебе ошибался, – добавил юноша.
– Да что ты говоришь?
– То и говорю. – То, что Хинес изобразил у себя на лице, мало походило на улыбку. – Это ведь тебе не Хуана Портелу сперва пытать, а потом убивать.
Фалько понял, что Ева не рассказала, кто на самом деле казнил предателя. И все уверены, будто это его работа.
– Конечно, нет, – сказал он мягко. – Сегодня ночью будет боевая операция, для которой требуются герои. Разве не так? Готовые под звездами караул нести.
Строчка из гимна фалангистов, относящаяся к павшим воинам, судя по всему, не понравилась Хинесу – его лицо исказилось от ярости. Он придвинулся к Фалько и стоял теперь почти вплотную – неподвижно, однако агрессивно. Тот почти инстинктивно поднес руку к дымящей во рту сигарете. На всякий случай. Щелчком отправить в лицо горящий окурок и одновременно – коленом в пах: элементарное действие на опережение. Если ударить головой, можно разбить очки, а это будет не ко времени. По счастью, продолжения не последовало. Хинес лишь метнул на Фалько свирепый, бесстрашный взгляд, какого от юноши и ждать было нельзя. Взгляд бойца.
– Насколько я вижу, – процедил он, – в тебе-то ничего от героя нет.
Фалько выпустил струю дыма. Поверх плеча Хинеса посмотрел на Еву и Кари. Он едва сдерживал смех.
– В помине нет, это ты верно заметил. Да и откуда же взяться?
11. Шоколад и кофе
Лоренсо Фалько беззвучно выругался. Дождь не стихал. Не проливной, но достаточно сильный, чтобы омрачить жизнь и размыть грунтовые дороги. Он открыл дверцу, надвинул кепку, поднял воротник и огляделся. В свете фар виднелись между сосен струи дождя.
– Погаси, – приказал он.
