Разговор шел в кабинете адмирала. Хозяин с дымящейся трубкой во рту сидел, откинувшись на спинку кресла, за столом, заваленным бумагами, и хранил молчание с видом беспристрастного судии. Он был, как всегда, в штатском – в своем обычном вязаном кардигане. В окне у него за спиной ветер раскачивал голые ветви деревьев перед куполом собора.
– Как, по-вашему, была утечка? – спросил Поведа.
Фалько выдержал его взгляд. И будто услышал предостерегающий голос адмирала: «Ухо востро, мой мальчик. Ухо востро».
– Не знаю, – ответил он. – Не исключено, что красные раскрыли наш план по чистой случайности. Наши могли наткнуться на патруль возле аэропорта, они как раз проезжали рядом… Не исключено, что это просто злосчастное стечение обстоятельств.
– Однако их ждали, не так ли?
– Меня там не было. Я этого знать не могу.
– Прошло уже пять дней.
– Стало быть, я знаю меньше, чем вы.
– Вам, согласитесь, очень повезло, – Поведа метнул неприязненный взгляд. – Что не пошли с ними.
– С этим не поспоришь. Да, повезло.
– Беда… – Фалангист горестно провел ладонью по лицу. – Вчера вечером мне сообщили, что красные опубликовали в «Диарио де Аликанте» сведения: двенадцать человек убито в ходе столкновения, еще девять расстреляно на следующий день.
– И женщина?
– Да. Каридад Монтеро. Казнена вместе с братом. Товарищ Фабиан Эстевес пал в бою. Живым в руки красным не дался.
Фалько ощутил печаль. Печаль особого, беспокоящего свойства. Может быть, так давало себя знать раскаяние? Он положил ногу на ногу и уставился в окно.
– Этого следовало ожидать, – сказал он.
– У нас в «Фаланге» уверены, что имело место предательство. И наши люди попали в засаду.
Фалько перевел на него взгляд:
– Вы уже намекали. Что я могу на это сказать?
– Вам и второй женщине удалось выжить.
– Посчастливилось. Ей и мне. И далось нам это счастье непросто.
Адмирал выпустил густой клуб дыма. Правым глазом сквозь синевато-серое, медленно рассеивающееся облако мрачно взглянул на Поведу:
– Вы, надеюсь, не подвергаете сомнению лояльность моего сотрудника?
– И в мыслях такого нет. Но посудите сами, каковы факты – мои товарищи перебиты, ваш человек уцелел.
– Эта девушка, Ева Ренхель, – она тоже из ваших, – возразил адмирал. – Однако сумела выбраться. Надо будет послушать ее версию.
– Послушали уже, – сказал Поведа. – Полностью совпадает с вашей.
– А где она сейчас?
– Мы пока поселили ее в Женской секции «Фаланги».
– Пока не решится ее судьба, вероятно?
– Именно так.
– Ага…
Что-то странное, непривычное, подумал Фалько, было в том, как сегодня говорил адмирал. Чего-то он явно недоговаривал. Создавалось впечатление, что, глядя на Поведу, он видел то, чего не видел Фалько.
– От этой неудачи мы оказались в очень скверной ситуации, – сказал фалангист. – И опасаемся за жизнь Хосе Антонио. Сейчас его уже, вероятно, судят в Аликанте. Разыгрывают фарс, верней сказать.
– Справедливого приговора не ждете? – сказал адмирал. – Не те времена?
– Нет, конечно, не жду. Но наше вмешательство еще больше усугубит его положение. – Поведа взглянул на Фалько с плохо скрываемой злобой: – Вся эта история сильно ему напортит.
Адмирал подбородком показал на Фалько:
– Он сделал, что мог.
Поведа, не отвечая, поднялся с места. Ему было явно не по себе. Он пожал плечами, сунув руки в карманы пиджака, и разошедшиеся от этого движения полы открыли кобуру на поясе.
– Все это ужасно… Сильнейший удар… Мне передали, что каудильо просто потрясен случившимся.
Адмирал сделал преувеличенно соболезнующую мину.
– Еще бы… – сказал он.
Поведа, не протянув им руки и не сказав ни слова на прощанье, вышел из кабинета. Адмирал и Фалько не шевельнулись. Оба хранили молчание, глядя друг на друга.
– Потрясен, понимаешь ты? – с издевательской ухмылкой сказал адмирал.
Фалько взглянул на портрет Франко.
– Как до красных дошла информация?
Адмирал утомленно опустил веки:
– Ну, как-то, значит, дошла. Как именно – несущественно.
– Пакито-Паук доставил? Или прямо отсюда, без посредников?
Ответа не последовало. Адмирал, казалось, был всецело занят тем, что проверял, равномерно ли сгорает табак у него в трубке.
– Не понимаю, зачем туда отправили меня, – настойчиво проговорил Фалько. – В конце концов я и сделать-то ничего не успел. Могли бы обойтись…
– Планы изменились посреди операции.
– Как именно?
– Это неважно. Но ты внезапно стал не нужен. И я послал к тебе Пакито. Мы обнаружили кое-что очень интересное. Такое, что заставило поменять план.
– Что именно?
– Тебя не касается. В генштабе остались довольны тем, как все прошло, и это главное.
– Все довольны, а больше всех, полагаю, ваш друг Николас Франко. Не так ли, сеньор?
Эта дерзость вызвала вспышку гнева.
– Рот закрой, чушь не мели! И не лезь не в свое дело.
– Слушаюсь, господин адмирал.
– Вот и слушайся. Здоровей будешь.
Последовало довольно тягостное молчание. Адмирал чиркнул спичкой и поднес ее к чашечке трубки. Мрачность его мало-помалу рассеялась.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он наконец совсем другим тоном.
– Устал.
Несколько колечек дыма. Новая пауза.
– И, наверно, опечален, – добавил Фалько.
Правый глаз и глаз искусственный, теперь безупречно выровненные по одной оси, пристально изучали его. Лицо адмирала смягчилось. Появилось нечто вроде участия. Может быть, даже тепло, подумал Фалько.
– Уезжай на несколько дней. В Саламанке уныло, как на кладбище. Съезди в Биарриц. Понадобишься – я тебя найду там.
– Очень на это надеюсь, – Фалько улыбнулся с жесткой насмешкой. – Вы хотите, чтобы я на некоторое время исчез?
Это будет нелишним, ответил адмирал. Хосе Антонио расстреляли бы при любой погоде. После случившегося тем более. А в Саламанке примутся искать виноватых. В верхах «Фаланги» начнется свирепая борьба за власть: одна фракция тяготеет к радикализму, другая не прочь перейти под эгиду Франко. Все, конечно, товарищи, но закопают друг друга с удовольствием. Близятся смутные времена, скоро начнется сведение давних счетов. Нужны консолидация власти и устранение тех, кто будет противиться единоначалию. Самому Поведе, который придерживается крайних взглядов, уже щекочет ноздри запах пороха. Совершенно неожиданно может прийти день, когда фалангисты сцепятся всерьез.
