– Ну, а мои дела как обстоят? – спросил Фалько.
Глаза адмирала разъехались в разные стороны. Потом оба – и здоровый, и искусственный – вновь сфокусировались на лице Фалько.
– У меня есть еще немного времени, – адмирал вытащил из жилетного кармана золотые часы на цепочке. – Пойдем-ка прогуляемся.
И они зашагали под пальмами по гравийной дорожке, уходившей в парк.
– Ну, после того что ты натворил, Керальт несколько дней орал благим матом, требуя твою голову.
– Невозможно доказать, что это был я. Даже вы не сможете.
Адмирал поглаживал усы и поигрывал зонтиком:
– Именно так я и сказал Николасу Франко, когда тот вызвал нас обоих разбираться. Однако очевидное скрыть невозможно. Неужели нельзя было вытащить эту сеньориту как-нибудь поаккуратней, а? Из-за тебя, зверюга, осиротели дети троих агентов!
Фалько промолчал. Да и что тут можно ответить? Тем более что ответа от него и не ждали. Адмирал смотрел искоса и сердито.
– Отмазывал тебя как мог, – продолжал он. – По счастью, нашлись у меня в рукаве кое-какие карты, и удалось, хоть и со скрипом, выхлопотать тебе разрешение вернуться. Я представил дело так, что Керальт вел собственную игру, чтобы подложить свинью моему ведомству, и, всем на удивление, Франко сделал вид, что поверил. Полагаю, он намерен, играя на постоянной грызне двух спецслужб, держать в крепкой узде обе. Старая добрая политика «разделяй и властвуй».
– А не спрашивали, почему это я покинул Саламанку?
– Как же не спрашивали? Спрашивали несколько раз и очень настырно, чтобы не сказать «злобно». А я отдувался и выкручивался и ходил галсами. И мысленно поминал добрым словом всю твою родню до седьмого колена.
– Я вам очень сочувствую.
– Ты? Ты мне сочувствуешь?! Тебе вообще невдомек, что такое «чувство», идол! За идиота меня не держи, уж будь так добр!
Они остановились у деревянной скамьи. Адмирал концом зонта потыкал в нее, словно проверяя на прочность. Потом достал платок и обмахнул сиденье.
– Ладно, короче. Когда эти двое спросили, какого же ты… удрал, если ни к чему не причастен, я ответил, что ты решил неведомо почему, будто Керальт ликвидирует и тебя тоже. Заодно с ней. И они отстали. Остались при своих.
Он уселся, поставив зонт между колен, а ладони сложил на тростниковой рукояти. Жестом пригласил Фалько сесть рядом, и тот послушно снял шляпу и опустился на скамью.
– Ну и наконец, после долгих споров и перебранок Николас Франко в качестве третейского судьи принял в качестве официальной такую версию: в ходе проведения операции в Аликанте удалось взять советскую шпионку. Керальт выпотрошил ее, получил ценные сведения, однако во время допроса она сбежала, коварно убив троих агентов. Точка. Конец истории.
– А я?
– А ты вовремя смылся, потому что я тебя успел предупредить. И находишься сейчас неизвестно где, исполняя свой патриотический долг и мои приказания. Иными словами, всемерно приближаешь рассвет над Испанией.
– И неужели обойдется без последствий? – удивился Фалько.
Адмирал метнул на него яростный взгляд:
– Послушай, ты… Если люди Керальта сумеют выследить тебя и поймать, я тебе не завидую. Уж они постараются взыскать с тебя сполна, с лихвой. В этом можешь не сомневаться. Но формально – живем душа в душу.
Адмирал тоже снял шляпу, провел ладонью по седым волосам. Он смотрел на детей, игравших поблизости в серсо под присмотром нянек.
– Так что какое-то время, – добавил он, – придется тебе прятаться не только от красных, но и от наших. Ухо держи востро.
Он надел шляпу и, не сводя глаз с детей, упер подбородок в рукоять зонта.
– Им что-нибудь известно о ней? – решился наконец спросить Фалько.
– Ничего. Я думал, ты знаешь.
Фалько больше не видел Еву Ренхель. И так и сказал адмиралу. Когда пересекли границу, из придорожного кафе, где оказался телефон, она кому-то позвонила. Кому – Фалько не знал. Он думал, что они доедут до Лиссабона, но она попросила высадить ее в Коимбре у вокзала.
– На поезд она не села. В автомобиле ее ждали двое, но лиц я не разглядел. Она пересела к ним и уехала.
– Ах вот как? – удивился адмирал. – И ничего тебе не сказала?
– Ничего. Ни слова. Вылезла и ушла, не оглядываясь.
– И ты дал ей спокойно уйти?
– Не скажете ли, господин адмирал, что еще я мог сделать?
Адмирал посмотрел на Фалько недоверчиво и скорчил неприятную гримасу:
– Не верю.
– Слово даю.
– Слово твое гроша ломаного не стоит.
Помолчали. Адмирал все так же сидел, упершись подбородком в рукоять зонта, и постукивал по ней пальцами. Потом с любопытством взглянул на Фалько:
– И все же… Неужели ты больше эту женщину не видел и ничего о ней не знаешь?
– Я ведь уже сказал.
– И это после того, что ты для нее сделал?
– Мы с ней в мире.
Адмирал расхохотался сардонически. Почти театрально.
– Ты перевернул Саламанку вверх тормашками ради этой большевистской суки.
– Нет, не ради нее.
– А-а, понимаю… – Теперь адмирал засмеялся сквозь зубы и очень злорадно. – Улыбка Лисандро Керальта.
– Вот именно.
– Голову мне не морочь, а? Не может быть, чтобы только из-за этого.
– Как угодно.
Всем своим видом выражая покорность судьбе, адмирал с трудом поднялся на ноги.
– Недели через две все постепенно устаканится… По крайней мере, касательно тебя. Прибывают в изрядном количестве итальянцы и немцы, но красные держатся стойко. А их интербригады подпираются русскими.
Фалько тоже встал. Надел шляпу.
– Дело будет долгим, да?
– Очень долгим. И ты мне по-прежнему нужен. И хорошо бы тебе, не откладывая, вернуться на юг Франции и внедриться в те круги, что оказывают помощь республиканцам. В Биаррице тоже есть казино.
По обсаженной пальмами аллее они пошли назад в отель.
– Неужели ты так и не видел ее больше? – настойчиво спросил адмирал.
Фалько сощурился. Он вспоминал, как Ева Ренхель, кутаясь в пальто не по размеру, снятое с убитого, шла в Коимбре к вокзалу. Да нет, неправда, что она не обернулась ни разу. Один раз обернулась – прежде чем сесть в машину. Прежде чем скрыться из виду и исчезнуть из его жизни, остановилась и поглядела на него серьезно, без улыбки.
– Нет, господин адмирал. Больше не видел.
– Ну ладно. Наперед ничего ведь не скажешь, так? Вы с ней в одной сфере деятельности подвизаетесь, а мир тесен. В конце концов, все мы постоянно натыкаемся друг на друга. Может статься, повстречаешь, хоть и не знаю где.
