Несмотря на свой опыт, мы были пока новичками на этой войне и не знали многого. Например, того, что не просто кружит над нашим полком «рама» – высматривает цель для бомбежки. А ведь в нашем трехтысячном полку не было ни одной зенитки или крупнокалиберного пулемета.
Справа находилась девятая рота, начинался мелкий подлесок, и мы невольно вспомнили похожую ситуацию зимой тридцать девятого года. От соседнего полка нас отделяла такая же низина, и мы оба понимали, что это слабое место в обороне.
Правда, там окапывалась батарея дивизионных трехдюймовых пушек Ф-22. Это были сильные дальнобойные орудия, но довольно громоздкие, массой более полутора тонн в боевом положении. Неизвестно, как они покажут себя против маневренных немецких танков.
Конечно, они выглядели более грозно, чем небольшие «сорокапятки», производство которых перед войной было свернуто. В подразделениях не хватало этих скорострельных противотанковых пушек. Начальник артиллерии Красной армии маршал Кулик не считал «сорокапятки» (как и минометы) серьезным артиллерийским оружием, отдавая предпочтение крупным калибрам.
Между тем «сорокапятка», которую без особого труда перемещал в бою расчет из 5–6 человек, пробивала в начале войны за полкилометра броню почти всех немецких танков.
Поговорить с Чередником нам толком не дали, раздался сигнал воздушной тревоги. Люди торопливо ныряли в узкие защитные щели, ложились на дно траншей, прятались в окопах. Григорий Чередник побежал на свой КП.
В этот августовский день я впервые побывал под бомбежкой. Шестерка пикирующих «Юнкерсов-87» с воем сирен обрушалась на наши позиции. Мне запомнилась оранжевая окантовка крыльев, торчавшие, как шпоры, шасси, а затем раздался пронзительный вой сирен, который заставил меня сжаться в комок.
Взрывы были такой силы, что меня и командира второго взвода Юрия Савенко подкидывало на полметра, из стены траншеи выбрасывало комья земли, все вокруг сотрясалось. Огромные облака дыма, размолотой земли и частиц обугленной травы превратили день в сумерки.
Шарахнуло совсем близко, снесло бруствер. Младшего лейтенанта Савенко засыпало по пояс землей, он пытался выбраться и, наверное, кричал. Но я его не слышал. Меня контузило, в ушах стоял звон. Я разгреб землю, а девятнадцатилетний командир взвода, оглядев меня расширенными от страха глазами, вдруг попытался выпрыгнуть из траншеи. Я стащил его за пояс вниз:
– Сиди здесь… убьют.
– Нас тут заживо похоронит.
Голос перепуганного парня звучал как сквозь вату. На помощь пришел ординарец Егор Балакин и навалился на младшего лейтенанта всем телом.
– Сиди, тебе говорят…
Наверху творилось невообразимое. Тяжелые бомбы взрывались короткими вспышками, поднимая столбы земли. Волна дыма клубилась над головой. Я закашлялся, вдыхая отравленный тротилом воздух. Юрий Савенко тоже задыхался, и сержант Балакин приподнял его.
– Сейчас все закончится. Дыши…
И действительно, через несколько минут наступила тишина. Спасаясь от ядовитой гари, мы выползли из траншеи наверх.
В сорок первом году «Юнкерсы-87» были способны нести тысячу килограммов бомбовой нагрузки. На наш полк сбрасывали в основном тяжелые «стокилограммовки» и даже авиабомбы весом двести пятьдесят килограммов. После таких ударов мир вокруг перевернулся.
Зеленая трава стала серой и словно неживой от осевшей пыли. Глубокие воронки диаметром пять – семь метров еще дымились. Взрывы разломили твердую почву, вокруг змеились трещины, траншеи во многих местах обвалились.
Я обошел свою роту. Бойцы смотрели на меня ошалелыми глазами. Несколько человек были сильно контужены, на лицах запеклись струйки крови, вытекшие из носа и ушей. Прямым попаданием разнесло окоп наблюдателя. Человек просто исчез, нашли обрывки шинели и согнутый винтовочный ствол. Двое бойцов пропали без вести.
Четверых сильно контуженных красноармейцев отправил в санчасть. Я приказал расчищать траншеи – в любой момент можно было ожидать атаки. Бойцы понемногу приходили в себя.
Старшина Родион Сочка и пулеметчик Захар Антюфеев задавали тон, энергично работая штыковыми лопатами, которыми предусмотрительно запасся старшина. Нашлись двое пропавших без вести бойцов – мы откопали два сплющенных тела с желто-фиолетовыми от удушья лицами.
Политрук Раскин вылез из блиндажа и, пошатываясь, брел по траншее. Увидев тела погибших, сглотнул и попятился от них.
– Землей ребят завалило, – сказал старшина. – Вроде как заживо похоронило. Жалко парней, обоим и двадцати нет.
Ко мне подошел красноармеец.
– Товарищ старший лейтенант, контузило меня шибко. В санчасть надо бы…
Оглядев крепкого на вид бойца, я коротко ответил:
– Иди, полежи немного в окопе и приходи в себя.
Старший политрук потоптался рядом со мной. Он, наверное, тоже хотел пойти в санчасть, но не решился и сообщил мне:
– Надо бы к батальонному комиссару… узнать, какие будут указания.
Я посмотрел на него в упор. Старший политрук Аркадий Раскин обладал такими же правами, как я, а в некоторых вопросах даже более обширными. Например, мог в своем еженедельном политдонесении наплести что угодно про мой моральный облик или политическую сознательность. Поэтому я старался не обострять с ним отношения.
Но сейчас не выдержал. Я видел, что рота никак не придет в себя после бомбежки. Три человека погибли, четверо отправлены в санбат. Еще пять-шесть красноармейцев, и в том числе мой надежный помощник Михаил Ходырев, исполнявший обязанности командира третьего взвода, тоже получили контузии и с трудом приходят в себя. Командир второго взвода Юрий Савенко хоть и остался в строю, но руководить людьми пока не в состоянии.
Первым взводом временно командовал младший политрук Виктор Новиков, старательный, но не имевший опыта политработник. Он, как и остальные бойцы взвода, расчищал саперной лопаткой траншею, на поясе, мешая работать, болталась полевая сумка, набитая ненужными сейчас бумагами.
Что будет, если немцы предпримут внезапную атаку? Первым и вторым взводом руководят люди, ни разу не бывавшие в бою. Новикову не в земле копаться надо, а срочно проверить пулеметы. Впрочем, вряд ли он в них разбирается. Надежда только на сержантов. Гранаты и патроны, хранившиеся в нишах и небольшом ротном складе, были засыпаны землей. Винтовки, и в первую очередь пулеметы, надо чистить и смазывать.
– Аркадий Борисович, обойди позиции, поговори с людьми… Сам видишь, в каком они состоянии.
– Конечно, – закивал старший политрук. – Сейчас посижу пяток минут и пойду.
Я обратился к старшине:
– Родион, займись боеприпасами. Готовь противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью.
Подозвав Новикова, приказал ему:
– Приводите вместе с Савенко в порядок оружие. И спрячь куда-нибудь свой портфель, он тебе ходить мешает.
