– Разбился флакон.
– Вылакали небось.
У меня оставалось немного одеколона. Алтаец протер им лезвие и подступал к Новикову, которого била мелкая дрожь.
– Не бойся, я мигом.
Прежде чем кто-то успел среагировать, он отхватил лезвием болтавшийся клок кожи.
– Ну, вот и все. Бинтуйте.
– Мне в санчасть, наверное, надо бы, – клацая зубами, проговорил младший политрук.
– На вот, рубаху и гимнастерку возьми, – протянул ему новую одежду запасливый старшина Сочка. – А до санчасти вряд ли доберешься. Там, кажись, бой идет.
Михаил Ходырев, присев рядом, предложил:
– Может, автомат трофейный возьмете. Удобная штука, только патронов мало, всего два магазина.
– Спасибо, Миша, оставь себе. Я к винтовке за последний год привык. Тем более самозарядка.
– Ну-ка дай глянуть, – потянулся наш старший политрук Раскин.
– Берите, – великодушно уступил трофей Ходырев.
Подошел Валентин Дейнека и грустно проговорил:
– У меня в рукопашке еще двое бойцов погибли. Теперь не рота, а отделение.
Егор Балакин доложил, что наша рота потеряла семнадцать человек погибшими, почти тридцать бойцов ранены. А четверо без вести пропали.
– Удрали, что ли?
Балакин пожал плечами.
– Надо санчасть искать, – озабоченно добавил он.
Вскоре мы получили приказ сниматься и отступать. Комбат Чередник, связавшись по телефону с командиром полка, рассказал, что немецкие танки пытались смять штаб и тылы полка. Артиллеристы атаку отбили, но расстреляли почти все снаряды и потеряли половину орудий.
– Танков-то много подбили? – спросил я.
– Не знаю, – рассеянно ответил Чередник. – В первом батальоне всего триста человек осталось.
– И у нас не намного больше. У Дейнеки меньше двадцати бойцов. У меня в строю девяносто восемь человек.
– Политрук Новиков серьезно ранен?
– Нет. Штыком кожи клок содрали.
– Идти сможет?
– Может. И взводом нормально командует.
– Я после боя толком с ним и не виделся. Надо глянуть.
– Бойцы голодные, покормить бы людей.
– Посыльный сказал, что выслали полевые кухни и повозку с сухим пайком.
Сделав в темноте короткий привал, оба отступавших батальона перекусили остывшей пшенной кашей. Кроме того, выдали сухой паек: хлеб, по кусочку сала и сахар. С полкового склада привезли на грузовике ЗИС-5 патроны и гранаты.
– Разбирайте, кто сколько унесет, – великодушно разрешил пожилой капитан интендантской службы.
Но уставшие бойцы разбирали боеприпасы неохотно. Идти наверняка предстояло всю ночь, а что будет утром, один бог знает. Прекращая ненужный гвалт, я приказал:
– Всем взять по двести патронов и четыре гранаты. На каждый взвод – ящик противотанковых гранат.
– Куда столько…
Старшине приказал загрузить боеприпасами повозку.
– Лучше бы консервов привезли, – ругался Сочка.
– Мне бы гимнастерку со звездами, как положено, – обратился к капитану наш малорослый политрук Новиков.
Солдатская гимнастерка была ему велика и свисала почти до колен.
– Нет у меня одежки, – ответил капитан. – Возьми-ка лучше гранат. Вон «лимонок» могу пару-тройку дать. Умеешь обращаться?
– Умею.
– Вот и бери.
Окружение. Зловещий смысл этого понятия многие из нас тогда еще не знали. В Финской войне мы порой несли большие потери, но у финнов не хватало ни техники, ни людского ресурса, чтобы окружить советский полк или дивизию, не говоря о более крупных подразделениях.
В исторических документах говорится так: «Под ударами 2-й немецкой армии, усиленной 2-й танковой группой, советские войска начали отступать в южном направлении». Эта фраза относилась и к нашей дивизии, куда входил мой стрелковый полк.
Канонада не стихала всю ночь. Зарницы орудийных залпов вспыхивали с разных сторон. Мы прошли мимо горящего села. Вдоль грунтовки, изрытой воронками, стояли грузовики, распряженные подводы. В кювете дымил тяжелый танк КВ-1. Попадались брошенные орудия.
Григорий Чередник решил проявить инициативу и прихватить одну из легких пушек. Большинство были выведены из строя, но одна из «сорокапяток» оказалась целой и даже с лафетом, наполненным снарядами. Все это хозяйство весило 1200 килограммов (плюс снаряды).
Десятка полтора бойцов, облепив пушку, с трудом катили ее. Кто-то предложил отцепить лафет, но комбат запретил:
– На хрен она бы сдалась без снарядов!
В эту ночь отступления я убедился в энергичности и дальновидности нашего комбата. Чередник приказал мне задерживать одиночные повозки, а старшина Сочка привел двух брошенных лошадей. Для транспортировки «сорокапятки» требовалось четыре лошади, но мы обошлись двумя – бойцы помогали конягам толкать наше орудие.
Интендант, под началом которого двигались три повозки, стал возмущаться, но Чередник поставил его по стойке «смирно» и обвинил в дезертирстве, так как он двигается отдельно от своего подразделения и не может назвать маршрут. Старший лейтенант лет сорока, довольно упитанный, в добротной форме, понял, что дело может закончиться плохо. Козырнув, сообщил, что готов поступить в распоряжение нашего полка (а точнее, батальона).
В повозках обнаружили с полсотни плащ-палаток, комплекты нательного белья, сапоги и ботинки, несколько ящиков консервов, мешок сахара, канистру спирта.
Часть имущества тут же раздали бойцам и посадили на повозки человек шесть легкораненых. Я убедился, какая опасная вещь – легкое ранение, если людям не оказать вовремя медицинскую помощь.
Запомнились двое красноармейцев и сержант из роты лейтенанта Дейнеки. Все они получили по несколько ранений мелкими осколками от 20-миллиметровых снарядов. Эти крошечные кусочки металла было трудно разглядеть даже днем, люди не обращали на них внимания. А к ночи раны воспалились, бойцов трясло и бросало в пот.
Единственное, чем мы смогли им помочь, – сменить повязки, налить понемногу спирта и покормить.
На рассвете мы соединились со штабом полка и вторым батальоном, который получил приказ отойти раньше. Узнали, что понесли потери и тыловые подразделения (что не вызвало у нас особого сочувствия). Командир полка Усольцев обнял Чередника, поздоровался за руку с командирами и, улыбаясь, сказал:
– Ну что, прошли первое знакомство с немцами?
Командиры рот, хоть и не слишком весело, улыбались в ответ.
– Сильный враг, ничего не скажешь, – продолжал полковник. – Но бить его можно. Они с тылу хотели нас смять, но артиллеристы не дали им разгуляться. Четыре танка сожгли, а еще три подбили – на буксире уволокли.
