– Гладков, ты… – начал было давать указания комбат, но я отвернулся и зашагал вдоль траншеи.
Маши сколько влезет своим пистолетом, а мы справимся без твоих истеричных выкриков!
Рота вела огонь из винтовок и трех ручных пулеметов, включая английский «бренган» с торчавшим сверху изогнутым магазином.
Меня беспокоило, почему молчат «максим» и еще один «Дегтярев». Помогая встать старшине, коротко приказал:
– Проверь ПТР. Если исправно, бери на прицел «чеха».
«Дегтярев», как я и думал, заклинило от быстрой стрельбы. Младший сержант осторожно обстукивал затвор, сцепившийся со стволом. Второй номер набивал диск патронами, время от времени выглядывая из-за бруствера.
– Сейчас исправим, товарищ старший лейтенант.
– Головы не высовывайте.
Траншея была во многих местах обрушена, лежали убитые бойцы. Политрук Раскин стрелял из винтовки, неловко передергивая затвор.
– Лезут, гады, – сказал он.
Я машинально кивнул. От политрука большего сейчас и не требовалось. В пулеметах он не разбирается, а вести политинформации не время.
В одном месте траншею засыпало доверху. Когда перебирался, автоматная очередь просвистела в метре над головой. Немец стрелял на бегу с расстояния сотни шагов. Я перебрался на другой край осыпи и едва не споткнулся о ботинки, торчавшие из земли.
Младший лейтенант Савенко Юрий, самый молодой из взводных командиров, но уже прошедший бои под Смоленском и в окружении, напряженно следил за «чехом» (легким танком Т-38). Поворачивая башню, танк посылал один за другим небольшие снаряды из своей 37-миллиметровой пушки. О его броню отчетливо звякнула пуля ПТР, которую выпустил старшина Сочка.
Эти десятитонные увертливые машины имели для того времени довольно сильную лобовую броню 25 миллиметров толщиной. Бортовая защита была слабее – 15 миллиметров. Сбросив шинель и каску, щуплый взводный, похожий на мальчишку, держал наготове бутылку с горючей смесью. Рядом с ним стрелял из английского пулемета по автоматчикам сержант из его взвода.
– Что с «максимом»? – спросил я.
– У них одна болезнь, – отозвался Савенко, продолжая следить за танком. – Кожух снова пробило.
Человек семь автоматчиков сделали рывок и, пробежав с десяток шагов, залегли в низине. Один не добежал – его срезал очередью из пулемета сержант. Танкисты, видимо, получили приказ по рации идти напролом. Т-38 увеличил газ и пошел в сторону засыпанной взрывом траншеи, где образовалась перемычка.
Раскрашенный в серый, с белыми пятнами камуфляж, Т-38, с его массивной башней, непрерывно стрелял из обоих пулеметов и приближался к траншее на полной скорости. Блестели отполированные звенья гусениц, а броня с крупными заклепками казалась непробиваемой.
Прижимаясь к танку, скрытые снежным вихрем, бежали человек двенадцать солдат штурмового взвода, тоже стреляя на ходу. Град пуль бил по брустверу. Сержант-пулеметчик протянул руку, принимая запасной магазин. Второй номер, вскрикнув, стал сползать по стенке траншеи.
Двое красноармейцев торопливо дергали затворы винтовок и палили не целясь. Я пристроил ППШ и окликнул бойцов:
– Стреляйте в цель. Иначе сомнут.
Дал одну, другую очередь, кто-то из автоматчиков свалился. Долговязый боец бросал гранаты. Он успел бросить их штук шесть и угодил под пулеметную очередь.
Сержант с «бреном» сумел отсечь автоматчиков, а Т-38 с ходу влетел на перемычку. Я отложил автомат в сторону и готовился бросить противотанковую гранату. Меня опередил Юра Савенко:
– Жри, гаденыш недоделанный, мать твою…
Черная бутылка, кувыркаясь, разбилась о покатую лобовую броню, где виднелся широкий люк механика-водителя. Жидкость вспыхнула и потекла по броне. Но даже легкий танк не остановить, когда работает двигатель и бешено вращаются гусеницы.
Я тоже бросил свою РПГ-41. Она взорвалась, ударившись о мерзлую землю в метре от Т-38. Машина с маху преодолела перемычку, но провалилась в рыхлую землю, и механик был вынужден резко усилить газ.
Правая гусеница, надорванная взрывом тяжелой гранаты, лопнула. Танк уже был на твердой земле, башня разворачивалась, чтобы снова открыть огонь. Но его тонкая хищная пушка и башенный пулемет не могли дотянуться до нас – мы были в «мертвой зоне».
Механик, задыхающийся от дыма, толчками продвинул машину на несколько метров. Двигатель заглох, а механик выскочил наружу через горящий люк. Густая липкая жидкость текла на него, пока он выбирался. Я почти физически ощутил жуткую боль, которая согнула немца: горел комбинезон, кисти рук, а из горла рвался отчаянный крик:
– Хильфе… помогите!
Он покатился по вытоптанному снегу, но от этого пламени (температурой до тысячи градусов) убежать было невозможно. Из люков, один за другим, выскочили трое танкистов во главе с немецким лейтенантом.
Одного застрелил из пистолета Юра Савенко, а лейтенант бежал на меня. Я успел поднять автомат. Две оставшиеся в нем пули ударили офицера «панцерваффе» в живот повыше блестящей пряжки ремня. Он был молод, едва ли старше Юрия Савенко, но в вороте черного комбинезона висел Железный крест, а на левой стороне груди две медали (одна с распластанным орлом).
Командир танка стоял в пяти шагах от меня, зажимая растопыренными пальцами раны. Сильно текла кровь, наверное, перебило брюшную аорту. Четвертый из экипажа, с пистолетом в руке, остановился, не зная, что делать – в него целились несколько стволов.
Он бросил пистолет. Такое же молодое, почти мальчишеское лицо побелело. Танкист хотел что-то сказать, но сразу три или четыре пули ударили в грудь, лицо, опрокинув его у ног все еще стоявшего лейтенанта.
Атаку автоматчиков отбили, вытащив на бруствер кое-как залатанный «максим». Сержант-помкомвзвода расстрелял все магазины к «брену» и, подняв винтовку, выпустил вслед отступавшим обойму.
В тот день крепко досталось второму батальону. Танки расстреливали и давили людей, артиллерии не хватало. Комбат-2, капитан, прибывший в ноябре с пополнением, как мог держал оборону. Я не успел с ним толком познакомиться, но действовал он смело, кидаясь в самые опасные места.
Видя, как гибнут люди, комбат вместе с одним из сержантов бросились на вражеский Т-3, который смешивал с землей и давил окопы. Бутылки с КС подожгли «панцер», а капитан, встав за пулемет, длинными очередями заставил залечь наступавшую пехоту.
Его бойцы подбили гранатами еще один танк и бронетранспортер. Десятка три новобранцев выскочили из окопов и побежали. Почти все они были расстреляны бронетранспортером, пулеметным огнем в спину.
Разгромить штаб и тылы полка немцы не сумели. Полковник Усольцев и начштаба Козырев как знали, что основная масса машин пойдет на них, склады боеприпасов, санчасть. Открыл огонь гаубичный дивизион, батарея «трехдюймовок» Ф-22 и взвод истребителей танков, вооруженных новыми для нас противотанковыми ружьями.
