– Ты что же это, Епифанов, устроил здесь забег? К Олимпийским играм готовишься? – спросила я и подобрала пакет, который он выбросил.
– А вы кто? – спросил он, и глазки его забегали.
– Я из отдела по борьбе с наркоманией. – Я помахала перед ним своими прокурорскими корочками. – Борюсь с такими, как ты, Епифанов.
– Я не наркоман! Вот еще! – гордо заявил он.
– Не наркоман, говоришь? А это что? – Я поднесла к его лицу пакет, который он сбросил, пытаясь скрыться. – Это ведь твой товар, да?
– Нет-нет, не мой! Ничего не знаю! – выкрикнул он.
– Твой, – с нажимом произнесла я, – и все ты прекрасно знаешь. Сейчас поедем в отделение.
Я вынула из сумки наручники, которые всегда ношу с собой для таких случаев, и потрясла перед ним. Потом ловко нацепила одно кольцо на запястье Епифанова, а другое защелкнула на высоком металлическом штыре, торчащем рядом.
– Вы не сможете ничего доказать! – заявил Епифанов.
– Ты так считаешь? – прищурившись, спросила я. – Ну-ну. А вот сейчас мы пойдем к тебе домой, и доказательств там будет хоть отбавляй!
Красноречивое молчание Епифанова свидетельствовало о том, что я попала в точку. Он явно испугался.
– И ты еще говоришь, что сам не наркоман? – продолжала я, задирая рукав его рубашки и обнажая следы уколов. – А это тогда что?
Парень совсем скис.
– А вы ведь не из отделения, – вдруг произнес он, пристально глядя на меня. – Там у меня знакомые есть, я их знаю, и они меня тоже. Вы спросите у Михайлова, у него спросите!
– И что именно я должна спросить у Михайлова?
– Что я… короче, свой я. Я у них это… как сотрудник, вот.
– Хорош сотрудник с дурью в кармане! – фыркнула я. – Значит, так, слушай меня внимательно, Епифанов. Сейчас я задам тебе несколько вопросов, а ты мне на них честно ответишь. А если начнешь врать, то безо всяких разговоров мы поедем в отделение, и тебя на этот раз закроют всерьез и надолго, не посмотрят, что ты «сотрудник». Уяснил?
Он молча кивнул.
– Очень хорошо, – сказала я. – Тогда вопрос первый. Расскажи, что ты делал пять дней назад поздно вечером.
– Пять дней назааад? – протянул Епифанов.
Да, для его полуразрушенного мозга это была непростая задача – припомнить, что было пять дней назад. Но, увы, других источников информации у меня не осталось.
– Да я дома обычно по вечерам, – сказал он наконец. – Чего мне по улицам шляться? Закинусь или ширнусь – и сижу себе потихоньку, мультики смотрю. Для себя у меня доза есть всегда.
– А кто может подтвердить, что в тот вечер ты действительно сидел дома и никуда не высовывался? Есть такие?
– Да конечно! Анька может!
– И где ее найти, эту Аньку?
– Да она со мной живет!
– Хорошо, я все проверю, – строго сказала я. – Теперь второй вопрос. В тот вечер на Костромской улице люди видели парня в ветровке с капюшоном, очень похожего на тебя. У тебя есть ветровка с капюшоном? Говори!
– Нет у меня никакой ветровки! – чуть не заплакал Епифанов. – Вообще-то, есть одна, но она уже старая, я ее почти не надеваю. И она без капюшона, только воротник есть. И вообще, я в тот район совсем не суюсь!
По его тону и поведению я поняла, что он говорит правду.
– Ты, Епифанов, совсем мозги отморозил своей наркотой? Ты же сейчас в ветровке с капюшоном! Что ты мне голову морочишь?
Он растерянно посмотрел на себя.
– Говори, кто из твоих клиентов отирается в том районе? – начала я напирать на него.
– А я знаю? – уже спокойнее сказал Епифанов и пожал плечами.
– Значит, не хочешь говорить правду, – задумчиво сказала я. – Что же, хотела я по-хорошему, но, видно, придется по-плохому. Сейчас отправимся в отделение.
– Подождите, не надо! – взмолился несчастный наркоман. – Я сейчас подумаю, кто там мог быть.
Он замолчал, и это молчание длилось довольно долго.
– Слушай, Епифанов, не испытывай мое терпение! – резко произнесла я. – Ты думаешь, мне больше заняться нечем, кроме как с тобой здесь разговоры разговаривать? Через полчаса, – я посмотрела на часы, – мне надо быть в отделении – на облаву выезжаем. Раз ты ничего так и не вспомнил, сейчас просто прихвачу тебя с собой – и пусть там разбираются как положено.
– Подождите, подождите! – снова засуетился Епифанов. – Не надо никуда ехать! Я все скажу.
– Давай попробуй, – милостиво разрешила я.
– На той улице часто бывает Рукастый, у него там свои клиенты. Но я сам не знаю, где это.
– Кто такой этот Рукастый? Где он живет?
– Не знаю я, где он живет. У меня только телефон его есть.
– Говори телефон быстро! – приказала я.
– Сейчас, сейчас. – Он судорожно вытащил из кармана штанов сотовый и стал пролистывать записную книжку. – Вот, смотрите. – И он протянул мне телефон.
Я запомнила номер, и, вынимая свой мобильник, предупредила Епифанова:
– Я сейчас позвоню ему. Но если ты произнесешь хоть одно слово – нет, хоть один звук издашь, – то… В общем, сидеть тебе тогда, Епифанов, я даже и не знаю сколько. До самой смерти будешь сидеть. Понял меня?
– Понял, – покорно сказал он.
– Да, кстати, как зовут этого Рукастого? Есть у него нормальное человеческое имя?
– Кажется, Генчик, – не очень уверенно ответил Епифанов.
– Так ты что, хочешь сказать, что не знаешь его имени? – гневно повысила я голос.
– Да, Генчик, Генчик, Геннадий то есть, – скороговоркой произнес Епифанов.
Я набрала номер Рукастого и сказала:
– Алло!
– Кто там? – тихо и устало спросила какая-то женщина.
– Добрый день! Будьте добры, пригласите, пожалуйста, к телефону Геннадия, – вежливо попросила я.
– Нет его, – ответила женщина.
– А когда он будет, не подскажете?
– В полицию его забрали, – отрешенно проговорила женщина и, кажется, всхлипнув, пояснила: – Он несколько дней назад квартиру обокрал. Вот его и взяли.
– Понятно, спасибо. Извините, – сказала я и отключилась.
В каком-то смысле это даже упрощало все дело. Если Рукастый в полиции – поговорить с ним не составит труда.
– Говори, как фамилия этого Генчика-Рукастого, – опять насела я на Епифанова.
– Сейчас вспомню, – затряс он головой, изо всех сил пытаясь расшевелить свой несчастный мозг. – Кажется, Первомайский.
– Первомайский? – недоверчиво переспросила я. – А может быть, Первоапрельский?
