– Котляр? – удивился капитан. – Да, пропустите.
Раздался стук в дверь.
– Я хочу расставить всё по своим местам, – с порога начал Котляр и поправил безупречно завязанный галстук.
Хирург производил точно такое же впечатление, как и во время первой беседы в больнице: успешный, неглупый, импозантный.
– Слушаю вас – присаживайтесь.
Котляр сел, вновь дотронулся до узла на галстуке. Капитан понял, что собеседник нервничает.
– Да, спасибо. Лучше не затягивать… В последнее время вся больница только и делала, что обсуждала личную жизнь Анны Князевой. Мне крайне неприятно, что это происходит до сих пор. Я считаю недостойным вмешиваться в частные дела любого человека, тем более того, кого уже нет.
– Понимаю и разделяю вашу точку зрения. К сожалению, профессия у меня такая. – Мутовкин отпил остывший чай из кружки. Посетителю решил напитки не предлагать: во-первых, тут тебе не переговоры в бизнес-центре, а во-вторых, пусть себе нервничает и дальше – легче будет выудить необходимую информацию. – Так о чём речь, Эммануил Леонидович?
– О ком, товарищ капитан, о ком. О том таинственном возлюбленном, который, как все считают, причастен к гибели Ани.
– Вот оно что. И вы знаете, кто это?
– Собственно, потому я и здесь… Не хочу, чтобы вы тратили своё драгоценное время на поиски того, кто не стоит вашего внимания. Этот загадочный персонаж – я… И я официально заявляю, что не имею к смерти Анны Князевой никакого отношения!
«Ты же импотент!» – чуть было не сказал вслух Мутовкин. Доводы медсестёр, которые выложили капитану историю фиаско Котляра с Марго Трошиной, были достаточно убедительны…
* * *
Однажды Аня Князева зашла после смены в ординаторскую. Она хотела минут пять отдохнуть в удобном кресле (таких кресел в сестринской не было), но незаметно для себя задремала. Через некоторое время туда зашёл доктор Котляр и, не заметив медсестру за высокой спинкой кресла, стал переодеваться посередине общей комнаты, мурлыча под нос привязавшуюся мелодию. Аня проснулась и тихонько выглянула. То, что она увидела…
Спиной к ней стоял тот самый Эмма, над которым она столько подсмеивалась с подругами. Его тело было совершенно. Спина, ноги, шея… Ягодицы… Почувствовав, что её лицо заливается стыдливым багрянцем, она быстро юркнула обратно и, стараясь не дышать, дождалась ухода Котляра. С этого дня Князева не могла спокойно жить. Видение прекрасного мужского тела преследовало её. Она порвала со своим любовником и не понимала, что делать дальше. Рассказывать о своих чувствах не хотелось никому, даже Лоре. Девчонкам в отделении тем более – засмеют. А тут, как назло, Аня стала замечать то, чего не замечала раньше: Эммануил был удивительно тонким и остроумным собеседником. Он был галантен и красив. Почему она раньше не разглядела его?
Князева была в смятении, мысли путались. Когда она ассистировала Котляру на операциях, то неотрывно смотрела на его изящные руки, обтянутые латексными перчатками. Как она хотела, чтобы эти ловкие и гибкие пальцы дотронулись до неё! В этот период Лариса Лапкина и сказала свою фразу-приговор: «От тебя самкой пахнет». Это грубое и физиологичное сравнение было абсолютно точным. Анна и сама чувствовала, как её организм начал работать по-новому, задействовав все спящие резервы. «Эммануил! Какое изумительное имя… Французское, наверное…» – думала Князева и грустно вздыхала, вспоминая, чем закончилась попытка Риты Трошиной…
* * *
Как-то Котляр сидел с медсёстрами пил кофе и разговаривал о пустяках. Анна долго смотрела на него и вдруг выпалила:
– Эммануил Леонидович, расскажите нам о своей жене!
Одна из сестёр, зыркнув на Аню, исподтишка покрутила пальцем у виска, но Котляр отреагировал на удивление спокойно:
– Моя жена, ваша тёзка, Аннушка, была замечательной женщиной. Доброй, красивой, понимающей. Она любила петь душещипательные романсы, когда принимала ванну, и вязать бесконечные шарфы. И то и другое получалось у Аннушки замечательно! Я был так занят работой, что не отреагировал должным образом на то, что она начала жаловаться на здоровье. Забавно, да? В доме жил врач, то бишь я, который не помог самому близкому человеку. Я не настоял на том, чтобы она обследовалась, а когда начались сильные боли, было уже поздно. Вот так. В то время, как она умирала в онкологическом центре, я спас несколько сотен пациентов, будто хотел доказать себе, что не виноват в смерти жены.
В комнате стало очень тихо. Сёстры сидели, боясь пошевелиться. А Котляр сказал Ане:
– Спасибо вам… Мне давно надо было выговориться. Я восемь лет ни с кем не говорил об этом.
Поблагодарил за кофе и вышел.
После этой исповеди Эммануил Леонидович стал иначе относиться к Князевой. Здоровался более приветливо, делал завуалированные изящные комплименты. Анька была совершенно счастлива. Она воодушевилась и надеялась, что наступит всё-таки тот момент, когда Котляр посмотрит на неё совсем по-настоящему, по-мужски. Как ни странно, ей было совсем неважно, может он заниматься сексом или нет – ей нужен был этот человек, просто нужен.
А через неделю у Анны был день рождения, к которому втайне от неё готовилось отделение в полном составе. Запланированное мероприятие было совершенно нетрадиционно для больничной обстановки, но заведующий поддержал инициативу сотрудников. В ход пошло всё, что попалось под руки. Стены отделения были украшены новогодними гирляндами и плакатами, возвещающими о скором приходе Первомая. Пациенты тоже не остались в стороне – к Анечкиному дню готовились все! Если бы в тот момент приехала проверка из департамента здравоохранения, никому бы, так сказать, не поздоровилось.
Князева, увидев своих любимых пациентов в разноцветных колпачках из хирургических шапочек и медсестёр, которые преподнесли ей букет из шприцев и эндотрахеальных трубок, кокетливо свёрнутых в причудливые загогулины, хохотала до слёз. Но кульминацией стал торжественный вывоз на больничной каталке импровизированного многослойного пирога, который состоял из всего, что смогли собрать коллеги и благодарные обитатели палат. Это было грандиозное сооружение: печенье, куски хлеба, смазанные йогуртом и сливочным маслом, кружочки яблок и бананов перемежались с крутыми яйцами, нарезанными изящными кубиками; варёные сосиски изображали именинные свечки, а с боков торта выглядывали недоглоданные куриные крылышки. Всё это было совершенно несъедобно, но настолько мило и смешно, что Анька была в полном восторге!
А когда суматоха улеглась и отделение зажило в своём обычном скучном ритме, к имениннице подошел доктор Котляр и молча протянул розовую орхидею в светло-зелёной бумаге, похожей на тонкую паутинку. Князева не знала, что и думать. Подобные моменты больше не повторялись, только иногда она ловила на себе пристальный взгляд – и сердечко замирало.
Проходили скучные недели, но наступил день, когда Аня нашла в кармане своего медицинского халата билет на премьеру нашумевшего фильма. Как ей хотелось верить, что это приглашение исходит от Эммануила! Совершенно заинтригованная, она пришла к кинотеатру, но никого из знакомых не встретила. Немного разочарованная, Анна прошла в зрительный зал и увидела с правой стороны пустующее место, в которое до начала сеанса так никто и не сел. Подумав, что кто-то из выписанных пациентов решил её так отблагодарить, Князева увлеклась захватывающим сюжетом на экране. Через несколько минут она почувствовала, что на её правую руку кто-то положил свою. Аня повернулась и увидела того, кого мечтала увидеть. Так они и просидели до конца сеанса, не сказав друг другу ни слова. А потом Эммануил Котляр пригласил Анну на чашечку кофе к себе домой. И там был полностью развенчан миф, рожденный глупым рассказом Марго…
