Она так и не поняла, когда именно пропал гнет чужой воли. До того, как ее губы шевельнулись, отвечая на невысказанный вопрос и умоляя продолжать, или уже после.
Все было в эту ночь. И мимолетные прикосновения, от которых, казалось, кровь закипала в жилах. И легкие чуть заметные поцелуи, словно сама ночь ласкала девушку. Но было и еще одно, в чем Эвелина потом боялась признаться себе. Острое, невероятное наслаждение от ощущения собственного унижения. На один мучительный миг она почувствовала себя рабыней в руках умелого хозяина. И выгнулась дугой от небывалого блаженства, смешанного с терпким привкусом полного бессилия что-либо изменить.
А на рассвете, когда мрак в комнате посерел и стали видны очертания предметов, император ушел, насмешливо шепнув на прощание:
– Сначала ты признала слабость передо мной. Теперь, познав удовольствие в подчинении, ты проиграла вновь.
Эвелина вскрикнула от неожиданной резкой боли, когда губы Дэмиена, словно случайно, прикоснулись к запястью, обжигая нежную кожу огнем. На месте поцелуя проступили багровые линии шрама, складывающиеся в рисунок – два круга, один вписан в другой и чуть наклонен по отношению к нему.
* * *
Девушка сидела на самом краю пропасти, свесив ноги в пугающую своей близостью бездну. Где-то далеко под ней волны с ревом набрасывались на скалистый берег, разбивались в белые клочья пены и вновь отступали в океан. Чтобы через миг повторить бесславный подвиг.
Эвелина приходила сюда каждое утро на протяжении недели после инициации, а уходила только с закатом, когда тропинка терялась во мгле и приходилось спускаться почти на ощупь. Благо на ее продолжительные отлучки мало кто обращал внимание. Слишком поглощены были сокурсники своими переживаниями по поводу закончившегося ритуала.
Девушка прекрасно помнила, какими пустынными были коридоры Академии в то раннее утро, когда она, крадучись, возвращалась к себе в комнату. Больше всего на свете боялась она тогда встретиться ненароком с кем-нибудь знающим, что именно пришлось пережить ей в эту ночь.
В столовую в тот день она так и не пошла. Вместо этого долго и с ожесточением терла кожу, плещась в огромной лохани теплой мыльной воды, словно пытаясь смыть чужие прикосновения. Девушка разодрала запястье в кровь жесткой мочалкой в тщетных усилиях уничтожить метку правителя, стереть напоминание об обжигающем поцелуе императора. Пустое. Непонятный знак стал только более четким и выпуклым. Эвелине пришлось замотать руку первой попавшейся тряпкой, пряча неопровержимое свидетельство своего позора. Затем она переоделась в ученическую одежду, сунула в карманы пару сухарей и выскользнула из здания, унося с собой торжественный наряд прошедшего обряда.
На пустынном берегу девушка развела небольшой костерок, в котором без малейших сожалений сожгла темно-синее приталенное одеяние, в шелк которого, казалось, намертво въелся тяжелый приторный запах благовоний, курившихся в покоях императора. Тут же она позавтракала наскоро, без аппетита проглотив черствый кусок хлеба. А потом поспешила к пристани.
Эвелине хватило сообразительности не идти к нужному месту по открытой местности, а поначалу проверить, что происходит, издалека. Нашелся и удобный наблюдательный пункт – на высоком холме, в густых зарослях красноягодника, несмотря на раннюю весну уже покрытых темно-зеленой листвой. Отсюда было великолепно видно, как внизу смешно суетятся люди, торопясь с разгрузкой, как прогуливается по берегу команда, спеша размяться перед отправлением в обратный путь. А еще от зорких глаз Эвелины не укрылся Ронни, внимательно следящий за обстановкой на пристани. И около десятка императорских охранников под предводительством самого Лутия, которые не менее пристально досматривали отправляющийся на материк груз и народ. Правда, покидающих Академию людей было не так уж и много – раз-два, и обчелся. В основном из наставников. Плюс один безродный, не справившийся с нагрузкой. И ни одного человека с курса Эвелины. Видно, не таким уж невыполнимым показался им ритуал инициации. С чувством собственного достоинства, как оказалось, легко можно договориться, когда до истинного могущества осталось только руку протянуть.
Эвелина молча кусала губы, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. Пробраться незамеченной на корабль представлялось абсолютно невозможным. Оставалось лишь уповать, что со временем контроль за пристанью ослабнет, и ей без особого труда удастся покинуть остров. Учиться здесь еще томительных три года у Эвелины не было ни сил, ни желания. Сама мысль, что в таком случае ей придется ежедневно видеть и дядю и императора, вызывала странное чувство усталости. Девушка запретила себе вспоминать события прошедшей ночи. Она была не готова сейчас рассуждать о предательстве Ронни: слишком неожиданным оказался поступок мага.
Эвелина, словно надеясь на чудо, сидела в своем укрытии до тех пор, пока корабль не скрылся на горизонте. Она не могла даже плакать от крушения надежд. На фоне позорного обряда эта неприятность показалась маленькой и незначительной.
Девушка дождалась ухода охраны. Самым последним берег покинул Ронни. Он еще долго задумчиво смотрел вслед уходящему судну, затем огляделся по сторонам и поспешил обратно в здание школы.
Лишь после этого Эвелина покинула свое убежище. По еле угадывающейся скользкой дорожке она забралась на самый верх скалы, где уселась прямо на непрогретые булыжники, рискуя простудиться. Струйки холода проникали под одежду, заставляя девушку ежиться. Там Эвелина и провела остаток дня, бездумно кидая мелкие камушки вниз. Сюда же приходила она и в последующие дни. Девушка бы с радостью не возвращалась в Академию даже на ночь, но солнце еще не отогрело землю: после заката становилось по-настоящему холодно. Не помогал даже плащ с меховой подкладкой. Да и голод гнал обратно.
В своей комнате Эвелина неизменно обнаруживала еще горячий ужин. Поначалу она брезгливо выбрасывала еду, не желая принимать подачек, но молодой организм требовал полноценного питания. Рацион из хлеба и воды явно был скудноват для девушки. Пришлось Эвелине скрепя сердце принять подобные правила игры. Что не мешало ей баррикадироваться в помещении на краткие моменты отдыха. А утром вновь отправляться на берег, избегая встреч с сокурсниками.
Позади раздались чьи-то тихие, крадущиеся шаги. Эвелина тяжело вздохнула. Вести душеспасительные беседы с кем бы то ни было она сейчас не могла. И не знала, сможет ли в ближайшем будущем.
– Пойдите прочь,– устало посоветовала девушка, не оборачиваясь.– Я не в настроении.
– Какое совпадение,– раздался женский голос, и рядом с Эвелиной присела Риена.– Надеюсь, ты не будешь возражать, если я немного передохну рядом? Уж слишком высоко ты забралась.
Девушка неопределенно пожала плечами, подвигаясь в сторону. Высокая вольготно расположилась на кромке каменистого обрыва. Повисла неловкая пауза. Риена явно не решалась начать какой-то разговор.
– Если вас прислал Ронни, то лучше идите обратно,– не выдержав, первой произнесла Эвелина.– Я не собираюсь обсуждать его поступок. По крайней мере сейчас.
