– А вот и прокусить, – завелась аллигаторша.
– А докажи, – поддел Кит. – Если сумеешь прокусить вон тот мешок у тебя за спиной, тогда я выйду и ты сможешь прокусить и меня тоже – после того как отведешь к картине, откуда отвалился След Азбана.
Гейл с минуту подумала. В ее желтых глазах замерцали хитрые огоньки, и она дважды моргнула в сторону, пока размышляла.
– Принято, – объявила она.
Глава двадцать первая
Потерянное и найденное
– Ладно, – сказал Кит и потянулся так, чтобы у Гейл потекли слюни при виде его пузика. Он видел голод в ее глазах – того-то ему и было надо. Трудно мыслить ясно, когда тебя снедает животная страсть. – Попробуй прокусить полиэтиленовый пакет.
Гейл замотала головой на мощной шее из стороны в сторону и захихикала:
– Глупый малыш. Это пари станет последним в твоей жизни.
Она бросилась в воду и скрылась под поверхностью. Все замерло. Все стихло.
Спустя мгновение аллигаторша взмыла из воды, сверкая чешуей и зубами, раздирая в клочья ворох полиэтиленовых мешков.
– Фидифь? Ха-ха! – победно вопила она. – Я рафпуфтила иф на квофки… фтой… пофему я фак гофорю?
Она снова замотала головой, пытаясь когтями содрать куски полиэтилена с зубов, но лапы у нее были слишком короткие, а полиэтилен слишком запутался. Язык у нее извивался, пытаясь вытолкнуть все истрепанные обрывки мешков, но чем больше она билась, тем больше запутывалась.
– Ойф! Феперь у меня и яфык фапуфалфя! – вскричала аллигаторша.
Она ухитрилась обмотать узел из обрывков полиэтилена вокруг языка и трех зубов, и чем больше извивалась, тем туже он затягивался. Спустя несколько минут хлопанья и плеска, воплей и стонов аллигаторша печально обмякла на камнях у воды, по ту сторону решетки. Она стонала.
– С тобой все в порядке, Гейл? – спросил Кит как можно более сочувственным тоном.
– Мрмм мрммм, мррммм, – отозвалась аллигаторша.
Она так запуталась в полиэтилене, что не могла даже открыть пасть. Она выдохнула горячий воздух из ноздрей и горестно заморгала на Кита. Жалость к себе скрутила ее не хуже полиэтилена.
– Крепко ты застряла, – сказал Кит. – Думаю, я мог бы тебе помочь.
Аллигаторша кивнула, затем снова распахнула глаза и заскулила. Но Кит ей не доверял.
– Что ж, я выиграл наше пари, так почему бы тебе сначала его не уважить, – произнес он, проскальзывая между прутьями и вставая рядом с понурой рептилией. – Покажи мне картину, а затем я развяжу тебе челюсти.
Аллигаторша мрачно кивнула и зашлепала по камням, хвост грустными зигзагами волочился за ней. Она не прыгнула обратно в воду, и Кит шел рядом с ней, не спуская глаз с ее пасти на случай, если ей удастся освободиться самой.
– Не расстраивайся, – говорил он. – Это все ради благого дела. Если я отыщу Кость Согласия, то смогу показать Безблохим, что дикие звери имеют право жить, где им угодно.
Гейл моргнула, что Кит принял за проявление понимания. Он шли по длинному канализационному туннелю и остановились перед кирпичной аркой, где вода не текла. Гейл прошла в арку первой, а Кит следом за ней.
Они стояли бок о бок в обширном пространстве, походившем на давно заброшенную железнодорожную станцию. Над покинутыми много лет назад рельсами нависала платформа. У них над головой свисали с потолка три старые люстры, оплетенные паутиной так густо, что исходная их форма уже не угадывалась. Лунный свет просачивался сквозь металлические решетки наверху, а по всем стенам раскинулась огромная фреска, цветные кляксы и завитки в манере сотни разных художников. Кит поднял камень – и точно, вон на дальней стене тот самый цвет и форма. Он побежал туда и нашел выщербленный кусок стены, как раз на высоте енотьего роста.
Он прижал камень ко впадине и приложил свою лапу к отпечатку лапы Азбана. Именно это место искали всю жизнь его папа и мама. Он чувствовал, как история связывает его с родителями и через них – с Первым Енотом и всем енотьим племенем.
– Ну вот, мам, – прошептал он. – Я его нашел.
– Ыый ы, – пробормотала Гейл сквозь стянутые полиэтиленом челюсти. – Ыыы эа.
Пока он Гейл не выпустит. Он проследил След Азбана вдоль стены и увидел почти полностью замазанный ярко-розовой краской другой след, а потом еще один, куда более старые, чем покрывавшая их краска.
Он последовал за отпечатками лап на стене вокруг, вверх и вниз, из стороны в сторону, повторяя путь своего далекого предка, пока не остановился возле фрески, разительно отличавшейся от других граффити. Цвета тут были тускло-коричневые, красные и зеленые, больше похожие на те, какими мог бы рисовать зверь, а не Человек. Изображение было грубое, но напоминало картинку с собакой, енотом и мышью из виденной Китом брошюры, только в стиле «палка-палка-огуречик». Его окружали крохотные мышиные и большие собачьи следы и те же изящные отпечатки енотьих лап, что привели его сюда. Звери на фреске играли в скорлупки. Брут хмурился, Азбан смеялся, а мыши-писари раскачивались на люстрах.
– Вот здесь-то Азбан и спрятал Кость, – объявил Кит.
Он постучал по стене, но она была сплошная. Посмотрел себе под ноги, но земля тоже была сплошная. Уму непостижимо, куда тут можно спрятать кость.
Слишком глубоко – не выкопать, слишком высоко – не достать, в клетке железного света и заперто на тройки.
Кит разбил загадку на части.
– Слишком глубоко, чтобы копать, – вслух прикинул он.
Гейл что-то промычала.
– Есть! – воскликнул Кит. – Мы слишком глубоко в коллекторе, чтобы сюда можно было докопаться.
Затем он указал на люстры.
– Они слишком высоко – не достать, даже если сто енотов встанут друг другу на плечи… и сделаны из железа, как на картинке. – Он постучал по стене. – Они излучают свет. Железный свет!
– Ммм вапт ны ойк? – промычала Гейл, и Кит расшифровал это как вопрос, занимавший и его самого: «Что значит „заперто на тройки“?»
Люстр было три, так что, возможно, Кость спрятана в одной из них… как в игре в скорлупки. Осталось угадать в которой.
Однако все наверняка не так просто. Крысиный Король упомянул, что Азбан любил фокусы, а Кит по опыту знал, что игра в скорлупки просто создана для обмана. Он решил провести испытания. Подобрал с пола осколок плитки, взвесил на лапе и запустил в ближайшую люстру.
Плитка пролетела сквозь паутину и с глухим стуком ударилась о металл на другой стороне. Мгновение ничего не происходило. А затем цепь, на которой железная люстра крепилась к потолку, заскрипела и с грохотом втянулась внутрь, и железные рожки канделябров защелкнулись, словно капкан.
Вниз посыпалась керамическая пыль. Плитку просто распылило. Окажись он там, наверху, в поисках Кости, его бы распылило точно так же.
