Разместились Рерихи в просторном помещении Русско-Азиатского банка. Советский консул и все европейцы считали, что Н. К. Рерих должен побывать в Урумчи, чтобы лично переговорить с генерал-губернатором и получить от него все необходимые бумаги, иначе трудности могут повториться. Это совершенно меняло планы Николая Константиновича: вместо Аньси пришлось ехать в Урумчи, к северу от Тянь-Шаньских гор. На выборе такого маршрута особенно настаивал английский консул Гиллан, уверяя Рериха, что такой путь будет наиболее правильным, при этом он говорил, что в провинции Синьцзян назревают беспорядки, а на границе между Синьцзяном и Ганьсу уже идет война, и что через провинцию Ганьсу идет маршал Фэн Юйсян, а верховный комиссар Синина Ma Чжуньин (позднее эмигрировавший в 1934 году в СССР), намерен выступить вместе с ним, и при этом совершенно неизвестно, смогут ли плохо дисциплинированные войска наместника Ян Цзиньсиня сдержать наступление армии Фэна.
На всем протяжении пути от Кашгара до Урумчи имели хождение различные деньги, из-за этого возникли некоторые проблемы. В свой путевой дневник Н. К. Рерих внес такую запись:
«Приходит директор отделения Русско-Азиатского банка Анохин. Новая волна информации. В каждой части провинции свои деньги, трудно принимаемые в соседнем уезде. В Кашгаре — сары; в Урумчи — ланы, стоимостью в одну треть сара; в Кульдже — свои ланы, которые население называет рублями. При этом половина или четверть лана достигается разрыванием знака на соответственные части. Вследствие этих операций денежные знаки обращаются в труху, лишенную всяких обозначений. Когда же является необходимость вернуть знаку его прежние размеры, то подклеивают куски случайной бумаги. Можно получить ланы, на которых половина состоит из объявления о продаже мыла, или что-нибудь настолько же неожиданное»
[280].
15 февраля Николай Константинович с женой и сыном нанесли официальный визит местному губернатору, веселому толстяку, который проявил неподдельный интерес к затруднениям в Хотане. Губернатор отклонил просьбу британского консула. Оружие формально Рерихам не вернули, оставив его опечатанным в ящике, но отдали экспедиции как бы на хранение. Разрешения на раскопки и занятия живописью правитель Кашгара, естественно, не дал. Он удивлялся тому, что прибывшие европейцы спрашивают его о каких-то странных вещах, и поэтому осторожно намекнул, что экспедиция может продолжать работу, и лишь, в случае, если только местные жители будут против, то необходимо будет приостановить раскопки или другие занятия.
Паспорта, признанные в Хотане недействительными, чудесным образом в Кашгаре оказались правильными. Николай Константинович все же настоял на том, чтобы власти Кашгара выдали экспедиции документы, подтверждающие законность паспортов, а министр иностранных дел господин Тао в сопроводительном письме рекомендовал местным властям оказывать экспедиции всяческое содействие.
19 февраля наконец-то пришел долгожданный ответ из Урумчи от генерал-губернатора Синьцзяна. Он выражал желание познакомиться с Рерихами лично и сердечно приглашал их к себе в столицу. Однако о каких-либо возможностях продолжения художественной и научной работы экспедиции в телеграмме не упоминалось.
Долго оставаться в Кашгаре смысла не было. Николай Константинович решил, что все проблемы можно легко уладить в Урумчи при поддержке Советского консульства. Неожиданно возникли новые трудности, задержавшие экспедицию еще на несколько дней. Никак не удавалось сформировать караван — не хватало лошадей.
«Найти лошадей здесь, по-видимому, еще труднее, нежели в Яркенде, — писал Н. К. Рерих. — У доктора Яловенко нашлись все лекарства, нужные нам. Его маленький госпиталь гораздо более оборудован, нежели в шведской миссии».
Советское консульство снабдило Рерихов не только лекарствами, но и большим количеством российских газет.
В это время английская разведка не догадывалась об истинных целях экспедиции Н. К. Рериха. Она ничего не знала о дальнейшем маршруте и только строила свои предположения — что же на самом деле происходило во время Американской Центрально-Азиатской экспедиции. В одном из отчетов читаем:
«В июне 1920 года Рериху была дана виза в Индию, но он не приезжал до 1923 года. Формальной целью его визита было писание ряда картин. В мае 1925 года чиновник из Нью-Йоркского бюро паспортного контроля сообщил, что Николай Рерих и его сын Юрий находятся в Кашмире и хотят отправиться в Тибет. Он также добавил, что, находясь в Соединенных Штатах, Рерих был заподозрен в коммунистических симпатиях»
[281].
Последующие отчеты, полученные с 1925 года, лишь укрепляли сомнения в отношении действительных целей приезда Рериха в Индию. В донесениях сообщалось, что его деятельность исследователя, археолога, художника и теософа являлась только камуфляжем и что он вполне мог являться коммунистическим эмиссаром. Чиновники английской разведки так объясняли свои действия:
«В 1925 году Музей Рериха в Нью-Йорке запросил для американской научной экспедиции под руководством Рериха разрешение проследовать в Лех в Ладаке в целях годичной художественной работы. Правительство Индии дало разрешение и предоставило экспедиции всяческую помощь. Позднее, в этом же году, резидент в Кашмире сообщил правительству Индии, что Рерих, очевидно, внезапно изменил свое решение и объявил о намерении возвратиться в Соединенные Штаты через Китай и Японию и хочет проследовать в Китайский Туркестан из Леха, получив уже к этому времени от китайского правительства необходимые визы. Правительство Индии ответило, что не имеет против этого возражений. В начале ноября 1925 года генеральный консул его британского величества в Кашгаре сообщил правительству Индии, что Рерих находится в Хотане с женой и сыном, и снял дом, в котором он намерен прожить несколько месяцев перед отъездом в Пекин. В 1926 году у Рериха возникли трудности с китайскими властями, которые разоружили и насильственно задержали группу. Он путешествовал с паспортом 1917 года, выданным русским Временным правительством, и заявлял, что является американским подданным. Как явствует, трудности с властями Хотана возникли из-за того, что они подозревали Рериха в съемке района Хотана. С помощью генерального консула его британского величества в Кашгаре ему, однако, удалось уйти из Хотана и направиться в Кашгар. Несмотря на беспокойные обстоятельства в Китае, Рерих настаивал на продолжении путешествия через страну. В феврале 1926 года Рерих и его группа покинули Кашгар. Их ружья и револьверы им были возвращены, когда они прибыли в Урумчи».
Майор Гиллан был совершенно уверен в антисоветской настроенности Рерихов, о чем постоянно писал в своих донесениях. Что же касается Николая Константиновича, то он с искренней симпатией и восхищением вспоминал о Кашгарском британском консуле:
«Приходят консул Гиллан с женою. Оказывается, оба они шотландцы. Среди шотландцев мы давно встречали симпатичных людей, и эти принадлежат к хорошему типу шотландских кланов»
[282].
