У меня перед глазами фотография, появившаяся на следующий день в «Фигаро» от 20 декабря. Зал театра «Опера», заполненный полностью от оркестра до балкона самой элегантной публикой, — зрелище не только впечатляющее, но и знаковое, которое свидетельствовало о мощной притягательной силе певицы. Это фото еще и источник ностальгии для современных любителей оперы, приходящих в залы, где царит дух разобщенности среди публики, которая чувствует себя много лучше, опустившись на ступеньки футбольного стадиона, чем сидя в кресле оперного театра… Другое фото: в конце представления Рене Коти склоняет голову перед примадонной, которая одаривает президента Французской республики своим чарующим взглядом на глазах у респектабельного Менегини.
Статья Жана Фейярда о прошедшем вечере, опубликованная все в том же «Фигаро», звучит как эхо былых времен:
«С 20 часов 45 минут до 21 часа 30 минут люди рассматривали друг друга. Прибывшие первыми остались стоять на лестницах, чтобы видеть, как входят другие. Здесь были только известные и очень известные люди. Ну и ну! Всегда приятно констатировать, что одним известным людям нравится смотреть на других известных людей, а также то, до какой степени у них сохранились привычки простых парижских зевак. Чарли Чаплин и генерал Катру следовали взглядом за Брижит Бардо; Жильбер Беко смотрел на генерала Норштадта, в то время командовавшего силами НАТО, посол Англии разглядывал Франсуазу Саган. Взаимное созерцание важных персон прекратилось с прибытием президента Французской республики, занявшего вместе со своей семьей и домочадцами три центральные ложи между ложами, в которых находились герцог и герцогиня Виндзорские и семья Ротшильдов… Тотчас в зале погас свет, оркестр заиграл увертюру и появилась Каллас в платье из пурпурного бархата. Высокий рост, точеная фигура. Ничто в ней не напоминало о том, что она когда-то весила более 90 килограммов. На шее и руках не осталось ни малейших складок, так что возникал вопрос: не были ли вымыслом рассказы о ее былой полноте?
Выход певицы был встречен аплодисментами, но довольно сдержанными… По правде говоря, первые две арии из «Нормы» не показались убедительными абсолютному большинству присутствовавших в зале. Раздались отдельные возгласы и крики «браво». Зал еще не был достаточно разогрет. Каллас довела его до подходящей кондиции арией из «Трубадура», но более всего арией Розины из «Севильского цирюльника», вызвавшей бурю восторга. Певица, отлично владевшая собой и своим голосом, использовала все ресурсы своего мастерства и добилась триумфа. Самой невозмутимой в зале театра «Опера» оставалась одна только Каллас. Спокойно и неторопливо, почти милостиво, как нечто само собой разумевшееся, певица пожинала плоды своего труда».
Выступление Каллас на сцене дворца Гарнье позволило французской публике открыть, наконец, примадонну для себя. В то же время певица перевернула первую страницу любовного романа, который отныне будет связывать Марию с Парижем. Надо думать, что звучавшие по всему миру крики «браво» не смогли закалить сердце певицы, поскольку в ее глазах от волнения блестели слезы, когда она сказала президенту Французской республики: «Меня нигде не встречали так, как здесь».
Каллас в Париже! Событие настолько исключительное, что его показали по Евровидению. В то время это было большой редкостью. Вместе со всем великосветским Парижем увидеть и услышать Каллас смогли сорок миллионов телезрителей. Естественно, что концерт также транслировался всеми французскими радиостанциями. В тот памятный вечер мне довелось вести передачу на одной из этих радиостанций. Так я познакомился с Марией Каллас…
Будущее подтвердило, что столица Франции пребывала в восторге от певицы. На званом обеде, состоявшемся после концерта, Мария не скрывала своей радости.
Могла ли она в тот момент предположить, что совсем скоро в ее судьбе произойдет переворот и она закончит свою жизнь в полном одиночестве в городе, встречавшем ее как королеву?
Глава 12
Прекрасный принц на белом коне
Ветхое грузовое суденышко, на котором он плыл в Аргентину, неторопливо рассекало гладь Средиземного моря. У Аристотеля было достаточно времени, чтобы вдоволь налюбоваться сверкающей огнями Ривьерой… В его ушах звучали волшебные слова: Канны, Ницца, Монте-Карло… Семнадцатилетний эмигрант, направлявшийся в поисках лучшей доли в страну гаучо, конечно, в тот момент и думать не мог о том, что в один прекрасный день на этих берегах его будут встречать вместе с князем Монако как истинного властелина Монте-Карло. Нет, в тот вечер 1923 года юный Аристотель Онассис не заносился в своих мечтах столь высоко и далеко. Прошло всего несколько дней после того, как он бежал из родного города Смирны, где были убиты почти все его родственники. Когда регион, оккупированный греками с конца Первой мировой войны, перешел к туркам, последние осуществили карательные операции против потомков эллинов. Семья Онассис, по крайней мере те ее члены, которые сумели остаться в живых, в одночасье разорились и с трудом пережили столь сокрушительный удар судьбы. Возможно, именно это печальное событие открыло глаза юноши на роль денег в жизни человека.
«Во время семейных ссор меня охватывало странное чувство собственной ничтожности, — сказал впоследствии Онассис. — Я пришел к выводу, что найду свое счастье в далекой стране».
Сойдя на берег в Аргентине, молодой человек пошел по пути всех бедных эмигрантов. Прочитав короткое объявление в газете, Аристотель устроился на должность ночного телефониста с нищенской зарплатой. Почувствовав, что в Новом Свете наступило время «легких» денег, он занялся перепродажей сигарет — в Смирне его отец занимался экспортом табака, — что принесло ему первые заработанные доллары. Затем деньги пошли к деньгам. В тридцатые годы он уже был судовладельцем, правда, совсем мелким. Но уже некоторое время спустя он заработал на перевозке нефти миллионы, а затем и миллиарды.
«В то время многие люди считали меня сумасшедшим, — вспоминал он. — Они воспринимали нефтеналивное судно так же, как в наши дни воспринимают атомную бомбу: очень опасно в обращении… Я же смотрел в будущее…»
Будущее все больше и больше принадлежало ему. После войны он перекупил у правительства Соединенных Штатов корабли «Lyberty Ships», которые бороздили море во время войны. Вскоре он стал владельцем самого мощного в мире торгового флота и авиакомпании «Middle Est Air Line».
В 1946 году он заключил самую выгодную в своей жизни торговую сделку — женился на Тине Ливанос, дочери своего самого опасного конкурента. Прелестная Тина подарила ему двоих детей, которых он воспитывал как наследников империи… Империи, приносившей в 1957 году 2 миллиона старых франков… в час!
Таков был человек, решивший завоевать Марию Каллас; таков был мужчина, перевернувший ее жизнь.
С начала 1959 года Мария вела кочевой образ жизни звезды бельканто. Она вновь прибыла в Соединенные Штаты, чтобы дать там множество концертов. Менегини подсчитал, что концерты втройне выгодны, поскольку не требовали, как оперное представление, большого числа репетиций и позволяли Марии выбирать уже известные ей арии, которые она знала назубок, а также приносили больше денег, чем классический спектакль. Помимо всего прочего, концертная деятельность позволяла оперной диве обманывать себя в тот момент, когда для нее были закрыты сцены многих престижных оперных театров: «Ничего не изменилось в моей жизни… Я по-прежнему почитаемая всеми в мире певица… Единственная и неповторимая примадонна…»
