Положение Сегюра осложнялось еще и тем, что сам он не питал к туркам симпатии и называл свой дипломатический долг «несогласным с чувствами и личными убеждениями». «Как-то раз, рассказывая о грабежах кубанских татар и жестокостях визиря, он (Потемкин. — О. Е.) сказал мне: „Согласитесь, что турки — бич человечества. Если бы три или четыре сильные державы соединились, то было бы весьма легко отбросить этих варваров в Азию и освободить от этой язвы Египет, Архипелаг, Грецию и всю Европу. Не правда ли, что такой подвиг был бы и справедливым, и религиозным, и нравственным, и геройским подвигом?“ …Действительно, я никогда не постигал и теперь еще не понимаю этой странной и безнравственной политической системы, вследствие которой упрямо поддерживают варваров, разбойников, изуверов, опустошающих и обливающих кровью обширные страны, принадлежащие им в Азии и Европе. Можно ли поверить, что все государи христианских держав помогают, посылают подарки и даже оказывают почтение правительству невежественному, бессмысленному, высокомерному, которое презирает нас, нашу веру, наши законы, наши нравы и наших государей, унижает и поносит нас, называя христиан собаками? Но в качестве посланника я должен был следовать данным мне инструкциям»
[1082].
План войны
Летом 1786 года многие европейские политики с интересом следили за положением дел при берлинском дворе. «Король прусский час от часу хуже и слабее становится здоровьем»
[1083], — писала князю Екатерина. Потемкин считал, что усиление активности французских дипломатов в Константинополе, о котором Булгаков постоянно сообщал с конца 1785 года
[1084], связано с желанием версальского кабинета занять Россию военным конфликтом на Юге, пока в Центральной Европе будет разворачиваться война за Баварию. «Сколько мне кажется, то кашу сию Франция заваривает, чтобы нас озаботить, — рассуждал князь, — боясь приближения смерти прусского короля, при которой они полагают, конечно, императору (Иосифу II. — О. Е.) затея на Баварию. Сие тем вероятнее, что во Франции приказано конницу всю укомплектовать лошадьми, чего у них без намерения никогда не бывает… Главное то, чтобы выиграть несколько времени»
[1085]. Фридрих II умер 6 (17) августа 1786 года. Уход из политики такой крупной, прославленной личности не мог не повлиять на ситуацию в Европе. Нового монарха Фридриха-Вильгельма II никто не считал серьезным соперником. Дворы застыли в ожидании больших перемен.
«То несумненно, что кашу заваривает Франция, — отвечала Екатерина Потемкину, — приготовиться надлежит к войне». Еще в донесении 15 (26) сентября 1785 года Булгаков сообщал о действиях нового прусского министра в Константинополе. «Он сделал внушение улемам… что он может уверить Порту, что граф Вержен пребывает в непоколебимой системе противостоять всеми силами предприятиям России… Ежели король прусский принужден будет сделать разрыв с Венским двором и вступить в войну даже будущею весною, то уверяет Порту, что Франция и Голландия легко войдут в интересы Порты против намерений обоих императорских дворов (России и Австрии. — О. Е.), как на Балтийском, так и на Черном море, ежели Порта решится учредиться с французским двором [договор] по поводу навигации на Черном море»
[1086]. Получив это сообщение, Екатерина прямо предупреждала своего корреспондента о необходимости готовиться к войне. Прусский министр в Константинополе ссылался на помощь, обещанную Порте министром иностранных дел Франции Шарлем де Верженном, такой информацией петербургский кабинет не мог пренебречь.
В ответ на предупреждение императрицы Потемкин составил расписание войск, к которому приложил записку, очерчивавшую задачи отдельных армий и корпусов. «В сходственность высочайшей воле представляю у сего расписание войск. Армия Екатеринославская иметь будет следующие предметы: 1-е, часть, на Кубань отряженная, для охранения границ и содействия с корпусом Кавказским; 2-е, часть крымская будет действовать оборонительно в полуострове; …3-е, главный корпус или кордарме наступательно против турок, имея в виду крепости: Бендеры, Очаков и Измаил; 4-е, корпус Кавказский должен не прежде вперед действовать, как силы турецкие отвлекутся из Азии в Европейскую часть. Армия Украинская будет обсервационной), притом Хотин до нее надлежит и по обстоятельствам обратиться против той державы, которая б покусилась делать диверсию. Сею зимою почти все к своим местам должны притить… Чтобы скрыть причину движения войск, то на сие есть благовидный случай: указать собрать лагери в помянутых местах, чтоб, шествуя, ваше величество видела и большую часть войск Ваших… Победы и простирание успехов зависят от воли Божией, он даст более, нежели ожидать можно, но нам предполагать должно умеренно… Однако ж не должно воевать без заплаты убытков и для сего, сделав хотя один шаг военной, не мириться иначе как удержав часть земли между Днестра и Буга, свободу Грузии и Имеретии, а сверх сего вывести молдаван и валахов сколько можно»
[1087].
Итак, из приведенного документа, появившегося не ранее 15 (26) сентября, даты донесения Булгакова, и не позднее начала ноября, то есть отъезда Потемкина на Юг, видно, что уже осенью 1786 года был готов план военных действий на случай разрыва с Турцией. Россия предполагала неизбежное вмешательство в конфликт одной из крупных европейских держав, для отражения «диверсий» которой оставалась обсервационная армия на Украине.
Путешествие Екатерины на Юг должно было служить благовидным предлогом для придвижения русских войск к границе. В этой же записке светлейший князь очерчивал цели, которые Россия должна преследовать в случае открытия военных действий. Они подчеркнуто реалистичны. Это возмещение убытков, принесенных войной; приобретение земель между Днестром и Бугом; признание Турцией независимости Грузии.
Тем временем в Европе общим убеждением было, что Россия, вступая в новую войну, ставит задачу раздела Оттоманской Порты. В одном французском памфлете сказано: «Если турки останутся победителями, они не пойдут в Москву, — писал анонимный автор, — зато русские, разбив турок в двух сражениях, непременно явятся в Константинополь»
[1088]. Подобное мнение широко вошло в историографию, и на его основании делался вывод о неудачности Второй русско-турецкой войны, а Потемкин и Екатерина представали в роли политиков, увлекшихся несбыточной мечтой.
Приведенные документы показывают, что Россия ставила перед собой более узкие задачи. Она желала сомкнуть границы с Черным морем еще в 1782 году. Потемкин писал: «Границы России — Черное море». Однако Порта оспаривала присоединение Крыма, и новые земли пришлось защищать вооруженной рукой. Разработанный Потемкиным план не претерпел существенных изменений в ходе войны 1787–1791 годов, а намеченные князем цели соответствовали результатам, которых удалось добиться после тяжелого пятилетнего противостояния с целой коалицией держав.
