Чтобы оправдать риск, Екатерина должна была вручить возлюбленному некие гарантии прочности его положения. Целый ряд исследователей считают, что такой гарантией для Григория Александровича стал тайный брак с императрицей, состоявшийся до отъезда двора в Москву.
Сведения о браке
В письмах Екатерины к Потемкину часто встречаются такие обращения как: «Cher Epoux» (дорогой супруг); «Ch.: Ер.»; «муж»; «супруг»; «владыко»; «муж родной»; «безценный му»; «му дара», «М». Себя Екатерина нередко именует «женой». В одной из записок императрица поздравляет своего любимого с их «собственным» праздником: «Голубчик миленький, прямой наш праздник сегодня, и я б его праздновала с великой охотою»
[420]. Возможно, речь идет о годовщине венчания. В другой записке Екатерина упоминает о «святейших указах», связавших ее и Потемкина: «Владыко и cher epoux!.. Для чего более давать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу своей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана святейшими узами?»
[421]
Слухи о том, что императрицу и ее фаворита, возможно, соединяет нечто большее, чем простой роман, постепенно начали просачиваться в донесения иностранных дипломатов при русском дворе. «Князю Потемкину оказываются большие почести, чем самой императрице»
[422], — с удивлением писал один из иностранных наблюдателей. 10 декабря 1787 года французский посол граф Луи де Сегюр сообщал в Версаль о громадном влиянии, которым Потемкин пользуется на государыню. «Особое основание таких прав, — замечает дипломат, — великая тайна, известная только четырем лицам в России. Случай открыл мне ее, и, если мне удастся вполне увериться, я оповещу короля при первой же возможности»
[423]. Однако тайна оставалась тайной, и дополнительного оповещения не последовало.
Первым ученым, который собрал и опубликовал сведения о тайном браке Екатерины и Потемкина, был редактор исторического журнала «Русский архив» П. И. Бартенев. Он рассказал о своей беседе с графом Д. Н. Блудовым, старым сановником николаевских времен, занимавшим посты министра юстиции и министра внутренних дел. К его внукам в качестве домашнего учителя и был приглашен молодой Бартенев. Блудов заметил в юноше склонность к эпохе Екатерины и много рассказывал ему о том, что знал сам. Сведения же сановника были обширны. В 1838 году Николай I поручил ему разобрать бумаги Екатерины, среди которых находились ее «Записки» и письма к Потемкину. Материалы были по приказу государя опечатаны и помещены в императорском кабинете в Аничковом дворце.
«Граф очень много знал такого, о чем нигде нельзя было прочитать, а на людях даже заикнуться, — писал Бартенев. — …В один из вечеров, когда я уже начал утомляться слушанием, вдруг старик граф как бы мимоходом сказал, что Екатерина II была замужем за Потемкиным… Я, разумеется, начал допытываться, откуда он про это знает, и граф сообщил мне, что С. М. Воронцов, приезжавший в Петербург по кончине своей тещи, племянницы Потемкина А. В. Браницкой (1839), сказывал ему, что она сообщила ему эту тайну и передала даже самою запись о браке…
В июне 1869 года я собрался из Москвы до Одессы, приглашенный туда князем Семеном Михайловичем Воронцовым для переговоров для издания в свет его архива. На первых же порах знакомства князь сообщил мне, что у матушки его, княгини Елисаветы Ксаверьевны, хранится список записи о браке императрицы Екатерины Второй с ее дедом-дядею, светлейшим князем Потемкиным. Позднее в другую мою одесскую поездку граф Александр Григорьевич Строганов сказал мне, что эта запись хранилась в особой шкатулке, которую княгиня Воронцова поручила ему бросить в море, когда он ездил из Одессы в Крым»
[424].
Далее Бартенев сообщал о цензурной купюре из опубликованных воспоминаний князя Ф. Н. Голицына и цитировал ее текст: «…Императрица Екатерина, вследствие упорственного желания князя Потемкина и ее к нему страстной привязанности, с ним венчалась у Самсония, что на Выборгской стороне. Она изволила туда приехать поздно вечером, где уже духовник ее был в готовности, сопровождаемая одною Марьею Саввишной Перекусихиной. Венцы держали граф Самойлов и граф Евграф Александрович Чертков».
Приводил редактор «Русского архива» и сведения, полученные от Александра Алексеевича Бобринского, внука графа Самойлова: «Когда совершалось таинство брака, Апостол был читан графом Самойловым, который при словах: „жена да боится мужа своего“ поглядел в сторону венчавшейся, и она кивнула ему головою, и что брачную запись граф Самойлов приказал положить себе в гроб». Однажды в разговоре с графом В. П. Орловым-Давыдовым немолодой Александр Николаевич Самойлов проговорился. «А вот пряжка, — сказал он ему, — подаренная мне государынею на память брака ее с покойным дядюшкою».
«Всего убедительнее, — заключает Бартенев, — письма Екатерины к Потемкину, т. е. способ выражений в них. Можно полагать, что бракосочетание совершилось либо осенью 1774 года (когда вся опасность пугачевщины миновала), либо перед отъездом в Москву, то есть в половине января 1775 года».
Подобную информацию пожилой издатель «Русского архива» решился обнародовать только в 1906 году, после отмены цензурных ограничений. С этого времени вопрос о возможности тайного венчания Екатерины II и Потемкина не раз поднимался в историографии.
В начале XX века исследованием писем и записок наших героев занялся Я. Л. Барсков, тонкий знаток екатерининской эпохи, допущенный к разбору рукописей дворцового архива. Лишь к 1932 году сбор и комментирование этих материалов были закончены. В предисловии к подборке Барсков останавливается на особенностях взаимоотношений наших героев: «Потемкин стал рядом с Екатериной движущей силой в этой огромной машине, в свою очередь, сообщавшей свое движение бюрократическому аппарату империи… Потемкин делит с императрицей все мелкие делишки и большие заботы, а главное самою власть… В этом отношении из всех фаворитов он представляет собой исключение: никому не уступала императрица из своей власти так много, как Г. А. Потемкину, и при том сразу же, в первый же год его случая… Только его называла она своим „мужем“, а себя „женою“, связанною с ним „святейшими узами“»
[425].
Передав сведения, собранные Бартеневым, ученый делает вывод: «Все эти рассказы и приведенные здесь письма дают повод решительно утверждать, что Потемкин был обвенчан с Екатериной. Уже один слух о том, что они были обвенчаны, создавал для Потемкина исключительное положение; в нем действительно видели „владыку“, как называла его в письмах Екатерина, и ему оказывали почти царские почести при его поездках в подчиненные ему области или на театр военных действий и обратно в столицу. Как ни велико расстояние от брачного венца до царской короны, но по тем временам так же велико было расстояние, отделявшее случайного любовника императрицы от ее мужа, которого она явно считала первым лицом в государстве после себя… Это был царь, только без титула и короны»
[426].
