Молодая императрица, как и прежде, в годы своего грустного замужества, нуждалась во всех, кто мог ее поддержать. В силу своего характера и воспитания она иначе относилась к людям, чем это было принято у ее предшественников. Принцип уважения достоинства окружающих, естественный для Екатерины в частной обстановке, теперь, когда она вознеслась на недосягаемую высоту, превратился в один из принципов ее политики. Об этом не говорили, не издавали манифестов, не подчеркивали в указах, просто сама манера поведения императрицы на глазах меняла привычный стиль взаимоотношений в русском дворянском обществе.
Графу Алексею Григорьевичу Разумовскому предстояло играть заметную роль на коронации новой императрицы: нести корону во время обряда венчания на царство. Но тайная миссия, выпавшая бывшему фавориту Елизаветы в теневой политической игре, была куда важнее. Вокруг его имени завернулась спираль одной из крупнейших политических интриг начала нового царствования.
«Госпожа Орлова»
За глаза Разумовского называли тайным мужем покойной императрицы. Семейные предания рода Разумовских, записанные в XIX веке историком А. А. Васильчиковым
[725], а до этого использованные автором монографии о царствовании Елизаветы Петровны А. Вейдемейером
[726], гласят, что венчание состоялось осенью 1742 года в подмосковном селе Перово. Обряд совершил духовник императрицы Дубянский.
В трудной политической борьбе, которая развернулась сразу после переворота между партией, поддерживающей притязания Екатерины, и партией, пытавшейся передать престол ее сыну Павлу, Орловы одержали победу. Однако знаменитые братья, вступая в заговор, тешили себя надеждой, что императрица, получив корону, решится на венчание с Григорием Григорьевичем. После коронации, состоявшейся 22 сентября, настало время платить по счетам.
Возвращенный Екатериной из ссылки бывший канцлер Бестужев-Рюмин (некогда первый помощник и советник Разумовского) сблизился с Орловыми, стараясь найти в них новую политическую опору. Именно он осторожно поведал фавориту историю брака Елизаветы и простого малороссийского казака. Понятовский, часто беседовавший с канцлером в 1757–1758 годах, сообщал: «Сам Бестужев неоднократно настаивал на том, чтобы Елизавета объявила публично о своем тайном браке с Разумовским — империи нужен был наследник по прямой линии. Канцлер вдвойне был в этом заинтересован: он надеялся заслужить благодарность Разумовского, много в ту пору стоившую, и хотел удалить от трона принца Голштинского (Петра Федоровича. — О. Е.)»
[727]. Теперь, на рубеже 1762–1763 годов, сменились декорации, даже люди, но не тактика старого вельможи. Алексей Петрович жаждал «заслужить благодарность» Орлова и «удалить от трона» Павла, «личные качества которого никак не соответствовали интересам империи, а происхождение могло способствовать новым переворотам». Эти слова, сказанные об отце, вполне подходили и к сыну.
Используя опыт Бестужева, Орловы предприняли попытку склонить Екатерину к венчанию с Григорием Григорьевичем. Если бы фаворит, как некогда Разумовский, удовольствовался тайным союзом, подобный план мог осуществиться. Но поскольку действиями Орловых в этом вопросе руководил «опытный» Бестужев, всегда ратовавший за обнародование брака Елизаветы и Разумовского, то претензии Григория Григорьевича приобрели нежелательные размеры. Он добивался возможности стать супругом государыни открыто, а этого в складывавшейся обстановке Екатерина не могла позволить. Власть молодой государыни основывалась на желании двора, гвардии и дворянского общества обеих столиц видеть императрицей именно ее. Но такое желание могло измениться, соверши она опрометчивый шаг.
В Москве императрице не замедлили дать это понять, как только бывший канцлер Бестужев-Рюмин стал собирать подписи не разъехавшегося еще после коронации дворянства под прошением о том, чтобы императрица вступила во второй брак, поскольку наследник престола Павел якобы слаб здоровьем
[728]. В мае 1763 года, когда Екатерина в сопровождении Григория Орлова отправилась из Москвы в Воскресенский монастырь, по городу распространились слухи, будто императрица намерена там венчаться. С триумфальных ворот сорвали ее портрет, гвардия заметно роптала. В желании Орлова венчаться открыто видели проявление непомерных амбиций и оскорбление императорского величия. Мемуаристка Е. П. Янькова (в девичестве Римская-Корсакова), молодость которой пришлась уже на конец XVIII столетия, так записала отголоски раздраженных московских слухов об Орлове: «Он метил очень далеко и уж чересчур высоко»
[729].
Казалось, в подобных обстоятельствах идея венчания должна была отпасть сама собой. Однако Орловы и Бестужев продолжали давить. Императрица колебалась и поставила вопрос о браке с Григорием Григорьевичем на обсуждение в Совете. Напряженно переводя глаза с одного лица на другое, Екатерина ждала реакции высших сановников государства в надежде, что взрыв негодования в Совете остановит ее лучших сторонников, готовых погубить и себя, и дело своих рук. Но присутствующие опасливо молчали, полагая, что такова ее собственная воля. Наконец с места поднялся Никита Иванович Панин и, плотно прижавшись к стене, потому что ноги плохо повиновались ему в этот момент, произнес слова, которые потом передавались из уст в уста: «Императрица делает, что хочет, но госпожа Орлова не будет русской императрицей»
[730]. Екатерина закрыла заседание.
На алой шелковой обивке стены, к которой прижался затылком Никита Иванович, остался след от его напудренного парика. В следующие несколько дней придворные чины перед докладом императрице приходили прикоснуться к этому следу головой «для храбрости».
В ответ Орловы предприняли новый шаг, весьма опасный для Екатерины. Бестужев знал, что у его бывшего покровителя Разумовского в доме хранятся документы, подтверждающие факт венчания с Елизаветой Петровной. По совету бывшего канцлера Григорий Григорьевич испросил у императрицы проект указа об официальном признании Разумовского супругом покойной государыни и возведении его в достоинство императорского высочества. Таким образом, создавался официальный прецедент для брака.
Екатерина повела сложную игру, стараясь одновременно не потерять Орловых и спасти самое себя. Она прямо не отказала фавориту, проект был составлен, но с ним к Алексею Григорьевичу императрица послала ярого противника самой идеи брака с Орловым канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, которому буквально за несколько дней перед этим говорила, что Бестужев собирает подписи дворянства без ее ведома и желания. Воронцов был опытным царедворцем и не стал задавать лишних вопросов.
