Нервы подруг были слишком возбуждены, и они до рассвета проговорили о грядущем благоденствии, которое ожидало империю под скипетром просвещенного монарха. Как, должно быть, непохожи оказались радужные видения на реальность с ее кропотливой повседневной работой. Но Екатерина обожала не только эффектные театральные сцены. Она была предрасположена к усидчивому труду в тиши кабинета. Ей нравилось работать. Особенно когда усилия венчал успех и они приносили славу мудрой правительницы.
Екатерина считается одним из наиболее удачливых реформаторов в истории России. Начатые ею преобразования укрепили государственный аппарат, законодательно оформили права и обязанности разных сословий, значительно повысили военную мощь империи и обеспечили широкое культурное развитие страны. Недаром императрица видела себя продолжательницей дел Петра Великого. Она была глубоко убеждена, что место России — в Европе. Поэтому практически все ее реформы в конечном счете были направлены на сокращение разрыва между просвещенными нациями Запада и Россией.
«Россия есть Европейская держава», — писала она в «Наказе». По ее мнению, Петр I вводил «нравы и обычаи европейские в европейском народе» и «тем удобнее успех получил». Что касается прежнего, московского, уклада, то он, по мысли императрицы, стал результатом «смешения разных народов и завоевания чуждых областей»
[869]. Однако бездумное, неумелое перенесение на русскую почву западного опыта грозило, на взгляд Екатерины, неудачей реформ. Чужой росток не привьется, и все начинания пропадут втуне.
«Когда хочешь сделать новый рассадник устриц, — писала она, — недостаточно взять их с одного места и перенести в другое… Надо еще наблюдать глубину воды в приливе и отливе, природу дна, положение берегов, подобно тому, как хороший садовник рассматривает свойства почвы, когда хочет пересадить какой-нибудь куст. Время года, соленость воды и морские растения, на которых устрицы помещаются, — также предметы, которыми не надо пренебрегать»
[870].
Екатерину не смущал тот факт, что реальность и политические теории нередко приходили в прямое противоречие. Напротив, она радовалась тому, что может попытаться хотя бы отчасти преобразовать мир на началах разума, терпимости и смягчения нравов. Та программа реформ, с которой молодая императрица пришла к власти, годилась бы для любой средней европейской страны (без учета национальных, культурных, религиозных и географических особенностей), поскольку была вычитана из книг Вольтера и Дидро. Она явилась плодом кабинетных размышлений, и в этом уже крылась известная слабость задуманных преобразований. В дальнейшем знакомство с повседневной жизнью громадной империи внесло серьезные коррективы в само направление екатерининских реформ.
В часто цитируемом письме Вольтеру из Казани о «20 различных народах», представляющих собой «целый особый мир», который надо еще «создать, сплотить, охранять», Екатерина верно нащупала суть проблемы: «Легко положить общие начала, но частности?»
[871] В эти «частности» и уперлось ее правительство.
Одним из важных шагов нового кабинета, предпринятым в просвещенческом ключе, было Генеральное межевание 1766 года. Необходимость этой меры осознавало еще правительство Елизаветы Петровны, но, как водится, не решилось на нее
[872]. Дворянские земельные отношения были запутаны бесконечными тяжбами, многие владельческие документы утрачены или никогда не существовали, споры о границах велись годами. Это порождало рой злоупотреблений, незаконных захватов или, напротив, потерю имущества. Кроме того, государь по традиции считал себя вправе забирать имения провинившихся служилых людей, чем охотно пользовались и Петр I, и Анна Иоанновна, и Елизавета. Собственность в России не была защищена законом. «Ни к чему я не имею такого отвращения, как к конфискации имущества виновных, — рассуждала Екатерина, — потому что кто на земле может отнять у детей… таких людей наследство, какое получают они от самого Бога?»
[873]
Генеральное межевание — трудный, но необходимый процесс, в ходе которого были обмерены, описаны и юридически оформлены все земельные наделы, — четко закрепило за каждым владельцем его имущество. Помещики получили от государства гарантии неприкосновенности их собственности. Теперь император уже не мог конфисковать у подданных достояние ни в случае опалы, ни после осуждения преступника. Собственность переходила по наследству к членам семьи или сохранялась за осужденным до окончания срока приговора
[874]. Показательно, что попытка Павла I вернуться к прежней системе вызвала дружное противодействие дворянства и стала одной из причин гибели монарха.
В случае с Генеральным межеванием Екатерина ради осуществления реформы, которую считала необходимой и справедливой, пожертвовала частью прав самодержавного государя. В вопросах собственности подданный перестал быть беззащитен перед лицом монарха. Совсем иначе она поступала, когда дело касалось размеров ее личной власти.
Сразу после коронации Н. И. Панин обратился к Екатерине с проектом ограничения ее полномочий. Глава партии великого князя надеялся, что в шаткой политической обстановке ему удастся склонить императрицу к чисто представительской роли при сильном и властном Совете. Последний и должен был, по мысли Никиты Ивановича, сосредоточить в своих руках законодательные функции. Позднее французский дипломат шевалье М. Д. Корберон писал, что Панин представил Екатерине «проект, следствием которого было бы управление, как в Польше»
[875]. Нечто подобное за тридцать лет до этого навязывали Анне Иоанновне члены Верховного тайного совета. Но последняя разорвала уже подписанные «Кондиции». Ее примеру последовала и Екатерина.
Согласно составленному Паниным «Манифесту об учреждении Императорского совета и разделении Сената на департаменты», в России создавался высший орган — Императорский совет — из шести несменяемых членов, который служил для «законодания». Без него императрица не могла подписывать указов. Таким образом, в стране возникло бы олигархическое правление. Разделение же Сената на самостоятельные департаменты вело к падению его значения. Из органа, руководившего государственным аппаратом, он превращался в высшее административное и судебное учреждение. Екатерина очень ловко отбила панинский политический мяч: не отвергла проект в целом, а приняла только его вторую часть. В 1763 году Сенат был разделен, а Императорский совет не создан (лишь в 1768 году во время войны с Турцией возник Совет при высочайшем дворе — совещательный орган).
