Присоединение Крыма — одна из наиболее удачных внешнеполитических акций правительства Екатерины. Этому важному шагу предшествовали долгая подготовка, выжидание удобного международного момента, многочисленные промежуточные ступени на пути вхождения полуострова в состав империи. Например, получение Крымом независимости от Оттоманской Порты, избрание ханом русского ставленника Шагин-Гирея, вывод христиан из Крыма и т. д. За аннексией полуострова последовали широкое освоение его земель, поток переселенцев, строительство крепостей и флота, что собственно и сделало Крым по-настоящему российским.
Кючук-Кайнарджийский договор при безусловной выгоде для России все же не решил проблему безопасности южных границ. Каждая попытка правительства реализовать полученные по договору права еще туже затягивала узел противоречий между Россией и Турцией. От «злой» воли Екатерины и Потемкина уже не зависели процессы, пробужденные в Крыму самим фактом его отделения от Оттоманской Порты. Петербург мог лишь более или менее оперативно реагировать на развивающиеся на полуострове события.
С 1776 года Потемкин вплотную занялся осуществлением разработанной им «новой восточной системы», которая должна была позволить России в полной мере воспользоваться результатами мирного договора. В начале 1777 года петербургский кабинет был взбудоражен известием об убийстве русских промышленников, доставлявших провиант в крепости Керчь и Еникале. Это событие послужило прологом кровавого возмущения сторонников хана Девлет-Гирея, преследовавших цель возвращения Крыма под протекторат Порты. Черные времена переживали христианские общины греков и армян, а также сторонники «русской» партии в Крыму. Ее глава, наследник престола Шагин-Гирей потребовал немедленной вооруженной помощи от Петербурга. В свою очередь, Девлет-Гирей ожидал прибытия турецкого флота. Угроза нового военного столкновения между Россией и Турцией повисла в воздухе.
Только очень быстрые действия могли спасти положение. Князь А. А. Прозоровский со своим корпусом занял Перекоп, а сменивший его А. В. Суворов, присланный в Крым по приказу Потемкина, одним маневром конницы рассеял сторонников Девлет-Гирея. Русские войска встретили в Карасубазаре Шагин-Гирея, который 29 марта был избран бахчисарайским диваном (советом вельмож) на ханский престол. «Курьер от Прозоровского приехал. Хан выбран», — писала Екатерина Потемкину в начале апреля 1777 года. Турецкий флот потерял официальный повод для высадки своих десантов, так как новый хан провозгласил себя союзником России, а русская армия приобрела законные основания для присутствия в Крыму.
Осенью 1777 года положение в Крыму вновь осложнилось. 5 октября взбунтовалась личная гвардия Шагин-Гирея, выступившая против реформ нового хана, направленных на европеизацию страны
[1109]. К повстанцам примкнуло множество недовольных. Порта вновь готовилась выслать флот к берегам Крыма, а Россия — ввести на полуостров войска. Возникла угроза очередного столкновения между Константинополем и Петербургом.
С декабря 1777 года в Ахтиярской гавани находился большой отряд турецких кораблей, готовый высадить десанты
[1110]. Для русской стороны встал вопрос о заведении собственных верфей на так называемом Днепровском лимане. «Надлежит сделать на Лимане редут, в котором бы уместились адмиралтейские верфи и прочее, по примеру здешнего адмиралтейства, и назвать сие Херсоном, — писала императрица Потемкину, — тамошний Кронштадт естественный есть Очаков»
[1111].
Место, избранное светлейшим князем для строительства Херсона, имело ряд преимуществ, связанных с непосредственной близостью каменоломни и возможностью доставлять лес, железо и провиант прямо по Днепру
[1112]. Через два года в Херсон уже приходили крупные корабли и отправлялись назад с тяжелыми грузами. Известный баснописец И. И. Хемницер, проезжая в 1782 году в Константинополь, писал 8 июля своему другу архитектору Н. А. Львову: «Ну, братец, Херсон, подлинно, чудо. Представить нельзя, чтоб в три года столько сделать можно было. Представь себе совершенную степь, где ни прутика — не только дому, сыскать можно было. Теперь — крепость, и крепость важная, такая, например, какие из лучших мы в Нидерландах видели. Строение в ней по большей части все сделано из тесаного камня, какой, например, парижский»
[1113].
Во время мятежа 1777 года христианские общины греков и армян поддержали русские войска, и теперь при каждом новом возмущении звучали призывы фанатиков вырезать христиан. Поэтому Потемкин решил предпринять крайне сложную операцию — вывезти из Крыма христианские семьи и поселить их в своем наместничестве в Новороссии. Сделать это было нелегко, так как и христиане боялись покидать насиженные места, и хан Шагин-Гирей поначалу не соглашался отпустить иноверцев в «землю обетованную» — ведь налоги с христиан давали большие поступления в казну. Но Потемкин напомнил ему, на чьих штыках держится власть в Крыму, и хану пришлось сдаться
[1114].
В мае 1781 года был подписан русско-австрийский союз, позволивший Екатерине заручиться благожелательным нейтралитетом империи Габсбургов на случай решительных действий в восточном вопросе. Это было своевременное событие, потому что новая критическая ситуация в Крыму не заставила себя ждать. Спустя год, в мае 1782-го, турецкая партия избрала ханом брата Шагин-Гирея, Батыр-Гирея, и обратилась к Порте за помощью. Низложенный хан бежал на русском корабле из Кафы в Керчь
[1115].
В рескрипте на имя Потемкина Екатерина передавала ему полную власть «сделать все потребные распоряжения, кои были бы достаточны к защищению хана Шагин-Гирея и к приведению нами в повиновение ему татарских народов»
[1116]. Ситуация в Крыму и на Тамани складывалась крайне опасная. Кровавые волнения татар на полуострове, далеко не в первый раз подавленные с помощью русского оружия, убедили светлейшего князя в необходимости менять политику России по отношению к ханству. По его мнению, следовало переходить от поддержки русского ставленника к прямому включению Крыма в состав империи. «Я все, всемилостивейшая государыня, напоминаю о делах, как они есть, — писал он. — …Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороной Кубанской, в обоих сих случаях и Крым на руках… Положите и теперь, что Крым Ваш, и что нету уже сей бородавки на носу. Вот вдруг положение границ прекрасное. По Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден… Мореплавание по Черному морю свободное… Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собою Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставить. Удар сильный, да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает… Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот она могла да не хотела или упустила»
[1117].
