Коль скоро Анастасия возвращалась к мужу, приданое предстояло выплатить. «Я очень расхворалась, – писала княгиня, – судороги и рвота причинили мне разрыв около пупка, и я вскоре так ослабела, что моя сестра и мадам Гамильтон боялись за мою жизнь. Я не узнавала улиц, когда меня возили кататься, и не помнила ничего, кроме горя, доставленного мне дочерью»
{887}.
Состояние Дашковой очень показательно. Много позже Марта Уилмот будет сообщать, что княгиня буквально высасывала людей во время разговора, особенно детей: «Она как бы выжимает содержимое, энергично и весьма естественно, подобно тому как соковыжималка выжимает сок из овощей»
{888}. Возможно, уход из ее дома энергичной, хотя и безалаберной дочери, в близком контакте с которой Екатерина Романовна прожила долгие годы, плохо подействовал на здоровье княгини. Она не так уж преувеличивала, написав брату 19 марта 1784 г.: «Ты бы за меня испугался».
Анастасии не удалось избавить Щербинина от меланхолии. Супруги оказались разными людьми. Некрасивая, но образованная и умная жена была светской дамой. Она не могла поладить с домоседом из медвежьего угла и называла его «дураком». Цепь семейных ссор увенчалась разъездом. К Анастасии должны были вернуться ее 80 тыс. рублей. Но деньги уже были потрачены. Поэтому Андрей Евдокимович подарил супруге одну из своих деревень – Чернявку в Курской губернии. Наконец, молодая женщина обзавелась недвижимым имуществом.
Несколько лет Екатерина Романовна почти не соприкасалась с дочерью. Обе жили в Петербурге, но точно в разных мирах. Императрица писала барону М. Гримму, что «мать и слышать о ней не хочет»
{889}. Следующий всплеск обид относился к 1788 г., когда Анастасия, задолжав модистке, попала под надзор полиции. Кредиторы получили в суде разрешение требовать денег и не выпускать должницу из города. Щербинина была больна, «едва дышала». Увидев ее, тетка рассказала Дашковой правду: лейб-медик Роджерсон считал, что молодой женщине долго не протянуть. Очень характерна реакция княгини: она выждала три дня, чтобы дочь не связала ее посещение с «влиянием сестры», а вечером четвертого отправилась к Анастасии и насколько возможно «сократила посещение». Екатерина Романовна пообещала дать за дочь ручательство, если та поселится с ней. Условием помощи стало возвращение домой. У Анастасии не оказалось выбора. Дашкова приняла на себя долги, составлявшие 14 тыс. рублей, и отправила дочь в Аахен на воды. Однако установила за тратами строгий контроль. В качестве опекунши с Анастасией поехала лектрисса (чтица) княгини мисс Бейтс
{890}. Материнское прощение имело горький привкус недоверия. Но могла ли Дашкова доверять?
А могла ли взрослая женщина не желать вырваться из-под надзора? После лечения Щербинина не вернулась в Россию, а отправилась сначала в Вену, затем в Варшаву. Она отослала мисс Бейтс домой и вновь погрузилась в азартные игры. Новый долг составил 12 тыс. рублей. Приводят и более страшную сумму – 250 тыс. Однако есть свидетельство самой княгини в письме к Екатерине II 1794 г., где она признается, что выплатила за дочь в общей сложности 30 тыс.
{891}
Словарь
Воспитательные эксперименты Дашковой не вызывали у императрицы доверия. Именно поэтому Екатерина II избегала привлекать подругу к своим реформам в области образования. Княгиню даже ни разу не пригласили в Смольный монастырь, где сама государыня часто гостила и с воспитанницами которого поддерживала живую переписку. А ведь во Франции наша героиня с позволения Марии-Антуанетты ездила в Сен-Сир, и ей было что рассказать об оригинале русской копии.
Но нет. Екатерина II хотела направить усилия мадам директора совсем в другое русло. «Однажды я гуляла с императрицей по саду в Царском Селе; разговор коснулся красоты и богатства русского языка. Я выразила удивление, что императрица, будучи сама писательницей и любя наш язык, не основала еще Российской Академии, необходимой нам, так как у нас не было ни установленных правил, ни словарей… За границей есть несколько образцов подобных академий и надо только выбрать». В качестве примера Дашкова привела Французскую и Берлинскую академии. Государыня ответила, что мечтает об этом, но к ее стыду, дело еще не начато. Княгиня составила план. «Каково было мое удивление, когда мне вернули мой далеко не совершенный набросок… утвержденный подписью государыни»
{892}.
Чья это была инициатива? Судя по «Запискам», самой Дашковой. Получив указ о назначении президентом, она проговорилась императрице: «у меня уже готовы и суммы, необходимые на содержание Российской Академии, придется только купить для нее дом». По подсчетам княгини, хватило бы и 5 тыс. рублей, которые Екатерина II ежегодно выделяла «из своей шкатулки» на переводы классических авторов. «Прежние директора… смотрели на них как на свои карманные деньги». В тот же день наша героиня получила от государыни 6 тыс. рублей на новую звезду. Кажется, между ними царило полное согласие.
Однако в реальности назначение на пост президента последовало более чем через два месяца после описанного разговора – 30 октября. Значит, Екатерина II думала, и думала основательно. О чем? Как переподчинить и влить в новое учреждение структуры, которые занимались сходным делом до Дашковой.
Из мемуаров следует, что Российская академия возникла как бы в чистом поле – на пустом месте. Княгиня предложила – императрица спохватилась: в самом деле, почему мы до сих пор не озаботились… Но на деле предшественники были. С 1735 по 1738 г. работало Российское собрание при Академии наук, где подвизались Ломоносов и Тредьяковский. Оно не вылилось в особый центр по изучению русского языка, поскольку тогдашняя академия в Петербурге все внимание уделяла точным наукам – они отвечали потребностям времени. Но ко второй половине века само время изменилось. В 1771 г. было основано Вольное российское собрание при Московском университете. В нем вместе с Фонвизиным Херасковым, Княжниным состояла и Дашкова. Собрание ставило своей целью широкую публикацию русских авторов, а через их книги приобщение публики к ценностям родного языка. Одновременно в Северной столице при Академии работала группа переводчиков, которые должны были подготавливать тексты античных и современных европейских писателей для отечественного читателя. Это «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг на российский язык», созданное в 1768 г. Проект «Собрания» составляли образованные вельможи круга Орловых – В.Г. Орлов, А.П. Шувалов и тогдашний статс-секретарь императрицы Г.М. Козицкий. Екатерине II следовало подумать, как уничтожение «Собрания» повлияет на ее отношения с теми из сторонников, кто «старался о просвещении», но на дух не переносил Дашкову.
