Любопытно, какая из встреч состоялась в реальности? Или произошли сразу два разговора? Императрица ни слова не писала о беседе с подругой. Дашкова же молчала о муже. Но в одной из записок советовала Екатерине вступить с ним в переговоры. Та отвечала: «Князь Дашков знает, что я не могу видеть его иначе, как в обществе, и говорить с ним открыто»
{126}
Гвардейский офицер, ссылаясь на служебную надобность, мог появиться во дворце даже после усиления караулов. А вот приезд его жены был ничем не мотивирован.
Если принять обе версии, то княгиня и ее супруг станут дублировать действия друг друга, исполнять одну и ту же роль. А мы видели, что Екатерина Романовна всячески старалась избежать «совместничества», как тогда говорили. Она предпочитала соло. Также как на страницах «Записок» существует одна подруга государыни, должен был остаться один распорядитель заговора.
Михаилу Ивановичу супруга отвела роль восторженного зрителя. «Он… рукоплескал моей энергии… попросив только не подвергать здоровья опасности». Оставляем правдоподобность такой сцены на совести мемуаристки. Важно констатировать, что накануне смерти Елизаветы Петровны чета Дашковых пыталась подтолкнуть будущую императрицу к решительному шагу.
Екатерина повела себя осторожно, не сказав ни «да», ни «нет». В одной из ее записок к подруге есть строки: «Я сделаю с своей стороны все, что от меня зависит, в пользу вашего плана; но я думаю, что много я сделать не могу»
{127}. Иными словами: действуйте сами, на свой страх и риск. И это когда под рукой у будущей императрицы уже вызревал заговор. Очевидно, она опасалась, что горячий энтузиазм Дашковой выплеснется через край и о происходящем окажется известно окружению Петра. «От княгини приходилось скрывать все каналы тайной связи»
{128}, – с раздражением сказано в письме С. Понятовскому.
Однако и предложение Михаила Ивановича не было принято как «ранновременное». Могло ли выступление увенчаться успехом? Секретарь датского посольства Андреас Шумахер сообщал: «За 24 часа до смерти императрицы были поставлены под ружье все гвардейские полки. Закрылись кабаки. По всем улицам рассеялись сильные конные и пешие патрули. На площадях расставлены пикеты, стража при дворце удвоена. Под окнами нового императора разместили многочисленную артиллерию… и лишь по прошествии восьми дней ее убрали»
{129}.
Стало быть, сторонники Петра опасались сопротивления. И были к нему готовы. Екатерина благоразумно отложила решительные действия до того момента, когда супруг почувствует себя в безопасности и расслабится.
«Бес, а не женщина»
25 декабря императрица Елизавета скончалась. Рождество для жителей Петербурга было печальным. Дашкова писала, что не выходила из комнат «под предлогом нездоровья». На третий день после восшествия на престол Петр III прислал к ней «посла», «желая видеть… вечером во дворце», назавтра приглашение повторилось. Наконец, спустя три дня, «сестра уведомила меня, что государь сердится на мои отказы». Пришлось ехать.
30 декабря «как только я появилась на глаза императора, он стал говорить со мной о предмете, близком его сердцу, и в таких выражениях, что нельзя было больше сомневаться насчет будущего положения Екатерины. Он говорил шепотом, полунамеками, но ясно, что он намерен был лишить ее трона и возвести на ее место Романовну, то есть мою сестру». В заключение Петр сказал княгине: «Если вы, дружок мой, послушаетесь моего совета, то дорожите нами немного побольше; придет время, когда вы раскаетесь за всякое невнимание, показанное вашей сестре… вы не иначе можете устроить вашу карьеру в свете, как изучая желания и стараясь снискать расположение и покровительство ея»
{130}.
Создается впечатление, будто молодой государь проявлял большую заинтересованность в сестре фаворитки: трижды посылал за ней, а потом взялся втолковывать, как опрометчиво она ведет себя, избегая его общества. Действительно, в первые месяцы нового царствования Петр поддерживал надежду клана Воронцовых стать альтернативной «семьей императора». Благодаря супруге канцлера – двоюродной сестре покойной государыни – он именовал их родственниками, подчеркивал близость к августейшей фамилии. Роман Илларионович возглавил комиссию по составлению нового Уложения
{131}. Александр Романович был назначен полномочным министром в Лондон. Анна Карловна получила богатые имения на Волге и была пожалована орденом Св. Екатерины I степени (большого креста). Муж Дашковой фактически возглавил кирасирский полк.
Петр явно рассчитывал на родню «Романовны» и старался вернуть заблудшую овечку в стадо. Но вот что настораживает: Камер-фурьерский журнал опять не зафиксировал присутствия Дашковой при дворе
[12]. Только однажды, 23 февраля, по случаю дня рождения императора, она вместе с мужем появится за столом новой государыни в ее внутренних покоях, среди 12 приглашенных
{132}. Но не за столом у самого Петра III.
Предложение строить «карьеру в свете», изучая желания «Романовны», должно было оскорбить княгиню. Ведь она давно решила ни от кого не зависеть и самостоятельно добиться успеха. А тут ей советовали стать «низкой служанкой». И чтобы в корне пресечь подобные упования, Дашкова немедленно показала себя «несносной причудницей».
Она сообщала, что постаралась отвлечь государя от разговоров о сестре, подойдя к карточному столу. «В этой игре каждый имеет несколько жизней; кто переживет, тот и выигрывает. На каждый очок ставилось десять червонцев, сумма слишком щедрая для моего кошелька, особенно когда император проигрывал, он вместо того, чтоб отдать свою жизнь, согласно с правилами игры, вынимал из кармана империал, бросал его на пульку, и с помощью этой уловки всегда оставался в выигрыше»
{133}.
