В тот день Лиз Доу, британский консул в Лиссабоне, позвонила нам с радостным известием: Луис Невес и Гильермину Энкарнасан заявили, что мы можем покинуть страну в любое время. Слава Богу!
По совету адвокатов мы решили уехать из Португалии как можно скорее, не в понедельник, как планировалось, а уже завтра. Тут же прозвучала команда «свистать всех наверх», и мы принялись собирать вещи. Майкл вызвался после нашего отъезда остаться на пару дней, чтобы убрать виллу, передать ключи хозяевам и организовать отправку остальных вещей.
Видя толпу репортеров, операторов и фотографов, окруживших виллу стеной, мы с Джерри рассудили, что благоразумнее будет не выходить на улицу. Наши близкие, прихватив Шона и Амели, вышли через черный ход, чтобы поплавать и перекусить. Несмотря на занятость, одно событие мне было жаль пропустить, — посвященную Мадлен торжественную службу в Носса Сеньора да Луш. Эта маленькая церковь и ее замечательные прихожане столько сделали для нас после похищения Мадлен! Мне нужно было присутствовать там — ради Мадлен, и, конечно, для того, чтобы поблагодарить и попрощаться с нашими друзьями и всеми, кто нас поддерживал, в особенности с несколькими преданными нам пожилыми португалками. Но мы догадывались, что, куда бы мы ни пошли, репортеры будут тенью следовать за нами, а это может испортить праздник для всех остальных. Я очень огорчилась оттого, что мне пришлось пропустить эту службу.
Вечером нам позвонил Кларенс. Жюстин собиралась вплотную заняться своей политической карьерой, и мы всегда надеялись, что он сможет снова стать нашим представителем. Но у правительства были на этот счет иные соображения. Из-за нашего статуса arguido ему было запрещено вступать с нами в деловые отношения. Кларенс был расстроен не меньше нашего. То была первая ласточка: из-за всех этих безосновательных обвинений перед нами начали закрываться двери. Возникло ощущение, что правительство нашей родной страны отвернулось от нас. До сих пор мне не приходило в голову, что власти не станут на нашу защиту, и я снова отругала себя за наивность. Я знала, что дела обстоят не самым лучшим образом, но даже не догадывалась, какими пагубными окажутся последние события для нас и для Мадлен.
Слава Богу, что рядом с нами были наши родные. Благодаря им возникали смешные ситуации, которые снимали напряжение и не давали сойти с ума. В тот последний наш вечер в Португалии мать Джерри сидела во дворе и, как и полагается бабушке, вела задушевные разговоры, по части которых она была большой мастерицей (говорила она больше сама с собой, чем с нами). Неожиданно мы заметили большой мохнатый выдвижной микрофон, нависающий над забором. И то ли многословный и пересыпанный цветистыми оборотами взрыв негодования, которым разразилась Эйлин, едва заметив микрофон, то ли мысль о том, что он кому-то понадобился, чтобы услышать бабушку Макканн, несмотря на то что голос у нее очень громкий, была тому причиной, но все мы разом так и грохнули.
Около полуночи Жюстин сообщила СМИ, что мы рано утром покидаем страну и возвращаемся в Великобританию. Мы бы не стали их об этом оповещать, но, понимая, что они все равно проведают о нашем отъезде, решили, что так будет лучше. Это даст нам возможность хоть как-то контролировать ситуацию и свести к минимуму шумиху, которая неизбежно поднимется, когда они об этом узнают.
На следующее утро мы упаковали последние вещи и, слезно попрощавшись со Сьюзен Хаббард, разбудили Шона и Амели. В последние дни они ложились спать все позже и позже (думаю, к этому времени они уже начали превращаться в португальцев), поэтому мы никак не могли их разбудить, но, проснувшись окончательно и узнав, что им предстоит лететь на самолете, они страшно обрадовались.
Никогда не думала, что мне придется покидать Португалию вот так. Я все еще не могла поверить, что мы летим домой вчетвером (у меня до сих пор от этой мысли мурашки бегут по телу), ощущая недоверие и подозрение окружающих.
Стоит ли говорить, что многие газеты сообщили о том, что мы якобы бежали из страны. Но, как я уже упоминала, решение об отъезде было принято за несколько недель до этого. Мы всего лишь уехали на день раньше, чем планировали. Наша жизнь к этому времени сделалась невыносимой. Мы были замкнуты в четырех стенах, многие были враждебно настроены по отношению к нам, и это не только связывало нам руки, не давая заниматься поисками Мадлен, но и плохо отражалось на наших близнецах. Меня возмущало то, что нас, по сути, выставили из страны (а именно так я это воспринимала), но мы должны были думать о будущем Шона и Амели и о продолжении поисков Мадлен.
В шесть у нашего дома уже собралась толпа журналистов. Через час мы покинули виллу и Прайя-да-Луш. Меня и детей Джерри вез во взятой напрокат машине, остальных членов семьи согласился отвезти один наш знакомый англичанин, проживавший в поселке. Ужасы этой поездки быстро заставили нас позабыть о том, какая тяжесть лежит на сердце. Всю дорогу нас преследовали, машины португальской и испанской прессы мчались впритык к нашему автомобилю. Из окон и люков торчали операторы с огромными телекамерами на плечах. То и дело нас обгоняли мотоциклисты, над головой грохотал вертолет. Это было какое-то сумасшествие. Можете представить, как испугались дети, да и нам самим было по-настоящему страшно. В голове у меня промелькнула мысль о принцессе Диане. Нетрудно было представить, что привело к ее трагической гибели.
Джерри все сильнее жал на педаль газа — он инстинктивно старался выдерживать безопасную дистанцию между нами и машиной, которая практически касалась нашего бампера. Я попросила его сбавить скорость. В этой ситуации важнее всего было сохранить спокойствие и попытаться не обращать внимания на ад вокруг нас. Не важно, как быстро мы доедем. Не важно, что нас всю дорогу до аэропорта будут преследовать. Важно остаться в живых. За последние четыре месяца я молилась бесчисленное количество раз, но не могла предположить, что мне придется просить Господа о защите на трассе А22.
Хотя англичанин и наши родственники были в меньшей опасности, им тоже пришлось натерпеться. «Господи Иисусе! — восклицала потом бабушка Макканн. — Это было похлеще «Сумасшедших гонок!»
[6]
К счастью, в аэропорт мы прибыли в целости и сохранности. Там мы попрощались с Эйлин и Сэнди, которые летели домой в Глазго, и с Майклом, который должен был возвратить взятую нами напрокат машину. Триш возвращалась с нами в Ротли. Простите, если повторяюсь, но я хочу еще раз сказать, что не представляю, как бы мы справились без помощи наших чудесных родственников.
Нужно ли говорить, что, как только Жюстин сообщила СМИ о нашем возвращении, каждый журналист, находившийся в тот момент в Прайя-да-Луш, похоже, попытался купить билет на наш рейс, и многие небезуспешно. Но когда мы заняли свои места и пристегнули ремни, мне уже было все равно. Почти все они отнеслись с уважением к нашему желанию ни с кем не общаться. Лишь один или два не смогли противиться искушению задать нам все тот же бессмысленный вопрос: «Как вы себя чувствуете?»
И в самом деле, как же мы себя чувствовали? Ощущение облегчения, вины, боли и гнетущей тоски слились воедино. Тоска, чувство вины и боль преобладали. Мы возвращались домой без Мадлен. Я оставила ее. Я — ее мать, и я оставила ее. Мое сердце разрывалось, отдаляясь от места, которое еще как-то связывало меня с моей девочкой.
