Захаркин: Сейчас я имею более полнокровной 238-ю дивизию (до 700 штыков) и 34-ю бригаду (до 200 штыков), которыми я сумею овладеть…
Жуков: Как вы считаете штыки: по моему приказу или как вам нравится?
Захаркин: Отдельно от боевого состава».
Бедный Захаркин, стараясь предупредить гнев командующего войсками фронта, начал доклад с основного — с танков. Но Жуков на этот раз вцепился в штыки. Причина, конечно, была в медленном продвижении 49-й армии к Климову Заводу. Не могли уже измотанные дивизии и бригады, от которых остались одни только названия да по нескольку взводов бойцов, успешно атаковать. А Жуков, видимо, всё-таки надеялся проломиться своими армиями к Вязьме. В дело уже ввязались по уши, отступать и выводить части из боя было слишком поздно.
«Жуков: Не понимаю, по моему приказу в штыки входят все красноармейцы, вооружённые винтовкой, автоматчики, пулемётчики, разведчики, а вы как считаете?
Захаркин: Как указывалось в вашем приказе. Штыками я считаю пехотинцев, разведчиков, кроме миномётчиков, пулемётчиков, артиллеристов, вооружённых винтовками. Автоматчики тоже штыки.
Жуков: Считаете, что у вас в 5-й дивизии автоматчиков, пехотинцев, разведчиков, ручных пулемётчиков — всего 80 человек? Так ли?
Захаркин: В 5-й гвардейской дивизии такое количество осталось.
Жуков: По вашему донесению на 10 марта в 5-й гвардейской дивизии было 7998 человек, с 10 марта 5-я дивизия почти боев не вела. Спрашивается, куда она растеряла 8 тысяч людей?
Захаркин: Эта цифра общая, включая сюда артиллеристов, связистов и другие спецчасти, включая обозы. На 10 марта дивизия имела не более 450 штыков.
Жуков: Это всё ясно. Я знаю, сколько кого положено по штату, и при 8 тысячах должно быть минимум полторы тысячи штыков. По-видимому, не совсем хорошо знаете штаты, а потом гадаете. Где люди? Доложите. По вашему донесению штыков было в дивизии не 450, а 1330 штыков, доложите: где люди?
Захаркин: Докладываю, что штыков в стрелковых полках осталось в дивизии не более 80, не считая штыков танковых, пулемётчиков, артиллеристов, миномётчиков и ручных пулемётчиков. Всё.
Жуков: Вы запутались, слушая на веру несерьёзных людей. Танки вы могли за это время переправить два раза. Наличие артиллерийского огня не есть основание для военного человека. Танки переправить немедленно, несмотря на наличие артиллерийского огня; в момент переправы артиллерию противника бомбить самолётами и взять под огонь своей артиллерии. Учёт дивизии по штыкам, только по штыкам, неправилен. За время войны штыковых ран почти не видим, а вы всё надеетесь на штык. Мы же воюем не с кремневым оружием. Сейчас решающую роль играет артиллерия, миномёты, пулемёты, танки, авиация. Поэтому как-то странно звучит скорбь о штыке. 5-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которую вы считаете как потерявшую боеспособность, отвести в мой резерв в район Едрыши, Семёновское, где она будет приводиться в порядок и укомплектовываться. Какая у вас ещё имеется дивизия на левом фланге слабая, по вашему мнению?
Захаркин: Докладываю: 5-я гвардейская дивизия не потеряла боеспособности, а её нужно пополнить хотя бы двумя маршевыми ротами пехоты, и она будет действовать по-прежнему хорошо. Менее боеспособная — это 340-я дивизия, которая действительно нуждается в укомплектовании, которую и разрешите отправить в ваш резерв. Всё.
Жуков: Хорошо. Возьмём и 340-ю сд. Распоряжение о ней последует особо. Подумаем, кому передать её участок обороны, а за 80 штыков, которые вы оставили в 5-й дивизии, командира дивизии и вас надо судить, потому что истребляете кадры. 194-й дивизией, 238-й дивизией, 34-й бригадой, танковым батальоном в течение завтрашнего дня овладеть районом Грачёвка, Латыши, Русиново. Если успеха не будет, всю эту группу придётся поднимать выше, примерно в район Шеломцы, где её организовать в более мощную группу для удара. Вы докладывали вначале, что вы сломили оборону восточнее Грачёвки, но это пока, видимо, только для красного словца, так как после взлома обороны обычно следует развитие успеха, а у вас его нет. У меня всё. Какие у вас будут вопросы ко мне?»
Среди военных историков идёт спор о роли Жукова в гибели Ефремова. Одни считают, что Жуков недолюбливал Ефремова и, когда выпал случай, погубил его в окружении. Другие историки эту ересь смягчают до упрёка: Жуков недостаточно сделал для того, чтобы выручить Западную группировку 33-й армии и спасти её командующего. Вышеприведённые документы и факты свидетельствуют об обратном.
Другое дело, что Жуков в ходе боёв зимой-весной 1942 года почувствовал, что исполнительская дисциплина в штабах, особенно армейских, упала. Летний приказ 1941 года со временем потерял остроту, и воздействовать им на подчинённых было уже трудно. По всей вероятности, об этом он докладывал в те дни Верховному, пытаясь объяснить отсутствие успехов в том числе и общим падением исполнительской дисциплины штабов. Жестокие приказы уже не действовали.
В окружённой группировке 33-й армии в это время ждали разрешения на выход. Немцы же почувствовали, что Ефремов с остатками своих войск у них в кулаке, и усилили нажим.
Существует версия: командование группы армий «Центр» под влиянием сторонников «нового порядка» из числа русских, в том числе и вернувшихся на родину эмигрантов, решило пополнять свои поредевшие дивизии и полки за счёт «наших Иванов» — русских, украинцев, белорусов, эстонцев, латышей и прочих, кто соглашался служить германской армии в её походе против большевиков; для этого нужен был генерал, желательно, выходец из низов, из той же социальной среды, к которой принадлежала основная масса солдат. Идеальный вариант — генерал вместе с полевым управлением. Исследователи утверждают, что абвер засылал своих агентов к генералу Белову и что с ним якобы даже велись переговоры, но Белов ответил резким отказом и приказал своей контрразведке тщательно зачистить расположение на предмет выявления шпионов. Возможно, подобные предложения получал и генерал Ефремов. Не случайно последние часы жизни и сама смерть командарма 33-й до сих пор покрыты тайной.
Почти за месяц до этого Ефремов, видя бесперспективность усилий 43-й армии по деблокаде его группировки, обратился в Москву к начальнику Главного политуправления Л. 3. Мехлису. Вскоре получил от члена Военного совета Западного фронта Хохлова шифрограмму следующего содержания: «Вы жалуетесь в Москву на Голубева, на то, что он якобы плохо дерётся и до сих пор не открыл Вам коммуникации, просите Мехлиса воздействовать на Голубева. Первое: оценку Голубеву и 43-й армии может дать только Военный совет фронта, главком и Ставка, а не сосед. Второе: 43-я армия действовала и действует лучше 33-й армии, что касается Голубева, мы также его ценим очень высоко. Следствие показывает: не Голубев виноват в том, что противник вышел на тылы 33-й армии, а Военный совет и штаб 33-й армии, оставивший только 90 человек без артиллерии и миномётов на прикрытие своих тыловых путей, которые при появлении противника разбежались…
К сожалению, Вяземская группа 33-й армии до сих пор ни на один шаг не сдвинулась и это осложняет обстановку для Голубева на правом фланге.
