Февральский вихрь не миновал и дальнего гарнизона в Лагерях.
Как вспоминал Жуков, ранним утром 27 февраля 1917 года эскадрон был поднят по тревоге. Построились повзводно.
Жуков, улучив момент, спросил командира взвода поручика Киевского:
— Ваше благородие, куда нас собрали по тревоге?
— А вы как думаете? — ответил поручик вопросом на вопрос.
— Солдаты должны знать, куда их поведут. Всем выдали боевые патроны. Волнуются.
— Патроны могут пригодиться, — снова уклончиво ответил взводный.
В это время на плацу появился командир эскадрона ротмистр барон фон дер Гольц. Старый вояка, награждённый за храбрость золотым оружием и офицерским крестом Святого Георгия, он после тяжёлого ранения был направлен в тыловую часть и от этого страдал больше, чем от последствий ранения. На солдат рычал, и его не любили и боялись.
Вскоре поступила команда «рысью», и эскадрон, вытянувшись в колонну по три, начал выдвижение в сторону Балаклеи. Драгуны немного успокоились: к штабу. Когда показался плац перед зданием штаба, скакавшие впереди увидели, что там уже строятся одесские уланы и ингерманландские гусары. Никто не знал, что случилось и чего ждать. Офицеры, стиснув зубы, молчали и на вопросы солдат не отвечали. Но в воздухе, как говорят в таких случаях, пахло порохом…
Эскадроны строили в несколько рядов, развёрнутым строем, в затылок друг другу. Словно для атаки. Офицеры всматривались в дальний поворот улицы. Кого они ждут, думал Жуков, поглядывая по сторонам.
И вот из-за угла каменного дома появилась толпа с красными знамёнами. Эскадроны затихли. Даже лошади присмирели. Ротмистр фон дер Гольц поскакал в сторону штаба. Следом за ним поскакали командиры уланского и гусарского эскадронов.
Из штаба навстречу им вышла группа людей, среди которых Жуков увидел рабочих и военных, но не только офицеров. Они шли к эскадронам. Впереди шагал высокий человек в распахнутой солдатской шинели.
Как вспоминал впоследствии Жуков, «он сказал, что рабочий класс, солдаты и крестьяне России не признают больше царя Николая II, не признают капиталистов и помещиков. Русский народ не желает продолжения кровавой империалистической войны, ему нужны мир, земля и воля. Военный окончил свою короткую речь лозунгами: „Долой царизм! Долой войну! Да здравствует мир между народами! Да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов! Ура!“
Солдаты ответили дружным: „Ура!“
Спустя некоторое время в полку был создан солдатский комитет. Перво-наперво Комитет арестовал офицеров, которые отказывались выполнять его решения, а значит, подчиняться. Среди арестованных оказался и командир 6-го эскадрона ротмистр фон дер Гольц».
По воспоминаниям Жукова, большевики в их полку быстро перехватили власть. В основном делами заправляли офицеры. Начали избирать делегатов в полковой совет и эскадронный солдатский комитет. Шумели недолго, делегатами избрали поручика Киевского и солдата из первого взвода. Солдата звали Петром. Оказалось, земляк — калужский, родом из Мосальска, оттуда и призывался. А председателем солдатского комитета единогласно избрали Жукова.
Временное правительство, министры, депутаты, эсеры, меньшевики, кадеты, анархо-коммунисты, анархо-индивидуалисты, анархо-синдикалисты… Но всю эту разноголосицу накрывали лозунги большевиков, их лидеров. Большевики глубже почувствовали настроения и чаяния народных масс и дали им идею, от которой невозможно было отказаться. «Советская власть уничтожит окопную страду. Она даст землю и уврачует внутреннюю разруху. Советская власть отдаст всё, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя, буржуй, две шубы — отдай одну солдату. У тебя есть тёплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему…» — так агитировал солдат Петроградского гарнизона председатель Петросовета и инициатор создания в Петрограде Военно-революционного комитета Лев Троцкий.
Такие простые и понятные речи сыпались на измученных затяжной войной солдат и обозлённых неопределённостью петроградских рабочих долгожданной манной небесной. Прощай, проклятый вонючий окоп! Наконец-то помещичья земля достанется крестьянам!
Слушая такие речи, Жуков думал о своих родных в Стрел-ковке и Чёрной Грязи, о земляках Угодско-Заводской волости, о тяжком их беспросветном существовании. И вот появилась сила, которая обещает дать этим труженикам то, чего они были лишены и о чём всю жизнь мечтали. И эта сила готова взять власть!
Итак, судьба прибила нашего героя к большевикам. Впрочем, он осознанно выбрал этот путь. Тогда ещё можно было выбирать. Никто за уклон и отступничество не карал.
Постепенно власть в полковом солдатском комитете захватили меньшевики и эсеры, «которые держали курс на поддержку Временного правительства».
Двадцать пятого октября 1917 года большевики совершили в Петрограде революцию. В стране началось жестокое противостояние сторонников и противников революции. 28 октября в Киеве юнкера и казаки окружили Мариинский дворец и арестовали заседавший там ревком в полном составе. Узнав об этом, солдатские комитеты подняли гарнизон. Революционно настроенные отряды атаковали казармы Николаевского военного училища, овладели артиллерийскими складами, гарнизонной гауптвахтой и выпустили арестованных на свободу. Но тем временем Центральная рада стянула к Киеву верные войска, сформированные из солдат и офицеров, настроенных националистически. «Вольные казаки» и гайдамаки Петлюры дрались за провозглашённую ими Украинскую народную республику. Когда самостийщики ворвались в Киев и другие крупные города Украины, начались повальные кровавые расправы над красногвардейцами. Рада не признала Октябрьскую революцию в Петрограде и власть большевиков. Подразделения и отряды, подчинявшиеся Временному правительству или симпатизировавшие большевикам, начали разоружать и распускать по домам.
«Кончилось тем, — вспоминал Жуков, — что в начале осени 1917 года некоторые подразделения перешли на сторону Петлюры.
Наш эскадрон, в состав которого входили главным образом москвичи и калужане, был распущен по домам солдатским эскадронным комитетом. Мы выдали солдатам справки, удостоверяющие увольнение со службы, и порекомендовали им захватить с собой карабины и боевые патроны. Как потом выяснилось, заградительный отряд в районе Харькова изъял оружие у большинства солдат. Мне несколько недель пришлось укрываться в Балаклее и селе Лагери, так как меня разыскивали офицеры, перешедшие на службу к украинским националистам».
Нечто подобное в эти же дни пережил фейерверкер и будущий Маршал Советского Союза Иван Конев, находившийся неподалёку, под Киевом, в составе артиллерийского дивизиона гвардейского Кирасирского полка. «Полк категорически отказался украинизироваться, что по единому решению офицеров и кирасир было явно недопустимым для старого русского гвардейского полка». Конев в одной из бесед с Константином Симоновым рассказал, как гайдамаки разоружали их дивизион: «Я прятал шашку и наган под полушубком, мне за это здорово попало. Все командиры перешли на сторону гайдамаков. Наш дивизион был настроен революционно, многие поддерживали большевиков, поэтому Рада приняла решение дивизион расформировать и отправить на родину».
