Возможно, Жуков понимал, что напряжение, возникшее весной — летом в высших эшелонах власти страны, разрешится чем-то подобным. Но не предполагал, что главную роль в устранении лидера одной из противоборствующих сторон придётся играть ему.
В Подмосковье перемещались ближе к столице воинские части, танки, бронетехника. Приказы об их передислокации поступали как из Минобороны, так и из МГБ. Схватка могла быть очень серьёзной. Позже выяснилось, что Берия планировал переворот и аресты на 26 июня.
Элла Георгиевна Жукова вспоминала: «Однажды поздно вечером я услышала звук торопливых шагов отца, спускавшегося вниз по лестнице. Выйдя на балкон, увидела, как он садится в машину и уезжает. В этот момент в мою комнату вбежала взволнованная мама и, заломив руки, воскликнула: “Уехал! Взял пистолет и уехал, не сказал куда!”
На дачу отец вернулся только на следующий день, ближе к вечеру. Чувствовалось, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Он выглядел усталым и в то же время оживлённым. Усевшись за обеденным столом, мы молча ждали, что он скажет. Но никак не предполагали услышать: “Берия арестован” Это нас поразило. Его положение казалось незыблемым. Некоторые считали, что он может стать преемником. Берия был нашим соседом, дачи имели общий забор. Мне приходилось его видеть прогуливающимся в окружении охраны по дороге за пределами дачной территории, чаще с женой, реже с сыном и невесткой. Он здоровался с отцом, поблёскивая стёклами пенсне, казалось бы, вполне дружелюбно. Но ни для кого не было секретом, что их отношения отличаются крайней неприязнью, если не сказать больше. Отец считал Берию инициатором “дела о заговоре военных” и не мог простить ему жестоких расправ над своими друзьями и сослуживцами. И его арест он расценивал как вполне справедливую акцию… <…> отец уже на склоне лет не раз возвращался к этой истории, многим её рассказывал. Но тогда, по свежим следам, его изложение было более эмоциональным и живым. Отец волновался, вскакивал, показывал, как он оттолкнул от Берии лежавшую перед ним папку, думая, что там оружие, показывал, как папка пролетела через весь стол и упала на пол».
Элла Георгиевна сетовала на то, что «с приходом гласности картину ареста Берии стали живописать многие, кстати, далеко не всегда очевидцы».
В последнее время действительно появилось множество версий ареста Берии. И что операцией руководил генерал Москаленко, а Жуков при этом был лишь исполнителем, не посвящённым в тонкости операции. И что Берия был убит группой захвата на даче во время попытки его арестовать. И что Жуков предложил Маленкову, с которым у него были дружеские отношения, арестовать заодно Хрущёва и Булганина.
После смерти маршала спецслужбы изъяли из квартиры и на даче некоторые рукописи. Теперь они хранятся в особом архиве. Архив этот носит обобщающее название «Квартира Сталина». Туда попали и записки об аресте Берии. Они несколько отличаются от того, что опубликовано в «Воспоминаниях и размышлениях» Жукова.
«Я ответил:
— Какие же могут быть сомнения? Поручение будет выполнено.
Хрущёв:
— Имейте в виду, что Берия ловкий и довольно сильный человек, к тому же он, видимо, вооружён.
— Конечно, я не спец по арестам, мне этим не довелось заниматься, но у меня не дрогнет рука. Скажите только: где и когда его надо арестовать?
— После двух звонков вам нужно войти в кабинет и арестовать Берию. Всё ли ясно?
Я сказал:
— Вполне.
Мы ушли в комнату, где должны ждать звонков. Пришёл Берия. Началось заседание. Идёт заседание час, другой, а условных звонков всё нет и нет.
Я уже начал беспокоиться: уж не арестовал ли Берия тех, кто хотел арестовать его?
В это время раздался условный звонок. Оставив двух вооружённых офицеров у наружной двери кабинета Маленкова, мы вошли в кабинет. Как было условлено, генералы взялись за пистолеты, а я быстро подошёл к Берии и громко ему сказал:
— Берия, встать! Вы арестованы!
Одновременно взяв его за руки, приподнял его со стула и обыскал все его карманы, оружия не оказалось. Его портфель был тут же отброшен на середину стола. Берия страшно побледнел и что-то начал лепетать. Два генерала взяли его за руки и вывели в заднюю комнату кабинета Маленкова, где был произведён тщательный обыск и изъятие неположенных вещей. В 11 часов ночи Берия был скрытно переведён из Кремля в военную тюрьму (гауптвахту), а через сутки переведён в помещение командного пункта МВО и поручен охране той же группе генералов, которая его арестовала.
В дальнейшем я не принимал участия ни в охране, ни в следствии, ни на судебном процессе. После суда Берия был расстрелян теми же, кто его охранял. При расстреле Берия держал себя очень плохо, как самый последний трус, истерично плакал, становился на колени и, наконец, весь обмарался. Словом, гадко жил и более гадко умер».
Помощник военного коменданта Москвы полковник Гаврилов рассказывал Владимиру Карпову: «25 июня на гарнизонную гауптвахту неожиданно, без предварительного телефонного звонка, приехал маршал Жуков. Он обошёл помещение гауптвахты. Приказал мне открыть все камеры и выйти арестованным в коридор. Когда наказанные вышли, маршал громко объявил: “Вам амнистия!” Громкое “Ура”, наверное, впервые в истории прогремело на гауптвахте.
Маршал мне приказал: “Всех отправить в свои части” Я недоумевал: что происходит? Освободив помещение от людей, Жуков в моём сопровождении обошёл и осмотрел все камеры. В одной задержался, оглядел её и, увидев под потолком выступающую трубу парового отопления, сказал как бы про себя: “Не подойдёт, может повеситься…” Перешли в другую камеру. Осмотрел её внимательно. Потрогал решётку. “Эту за ночь побелить и прибрать. На гауптвахту арестованных не принимать. Чтоб вся была свободна. Вам никуда не отлучаться до особого разрешения”.
И уехал, оставив меня в полном недоумении. А на следующий день поздно вечером примчались несколько машин. Из первой вышел генерал Москаленко и ещё несколько генералов. Между ними стоял ссутулившийся человек в гражданской одежде. Его провели в ту камеру, которую приказал подготовить Жуков.
Я гадал: кто же этот важный арестованный? Сначала не узнал его, может быть, потому, что на глазах не было обычного пенсне.
Москаленко мне сказал: “Вы свободны, охранять внутри мы будем сами. Наружную охрану обеспечите вы. Скоро подъедет и наша дополнительная охрана”.
Тут я понял — это же Берию привезли! На следующий день Берию перевели в бомбоубежище штаба Московского округа, где в течение дня и ночи оборудовали для его содержания специальную камеру и запоры в ней».
Из «Воспоминаний и размышлений» Жукова: «Я уже не вернулся в Свердловск и немедленно приступил к исполнению своих обязанностей. Перед вступлением в должность у меня состоялся большой разговор с Булганиным. Он начал с того, что в прошлом у нас не всё было гладко, но в этом он лично якобы не был виноват. На прошлом надо поставить крест и начать работать на хороших дружеских началах, этого требуют интересы обороны страны и что якобы он первый предложил мою кандидатуру. Я сказал Булганину: “Вы, Николай Александрович, сделали много неприятностей для меня, подставляя под удары Сталина, но я в интересах дела хочу всё это предать забвению, и если вы хотите искренне, дружно работать, давайте забудем о прошлых неприятностях…”».
