С речью выступил Хрущёв. Говорил он, как всегда, хорошо. Рассказал о своей родословной биографии. Тепло вспомнил свою маму, которая, по его словам, очень любила много говорить, а затем как-то вскользь уколол Булганина. В другое время Булганин промолчал бы, а тут он неузнаваемо вскипел и попросил Хрущёва подбирать выражения.
Мы все поняли, что Булганин тоже озлоблен против Хрущёва. Догадки подтвердились. Как только кончился обед, Молотов, Маленков, Каганович, Булганин демонстративно покинули свадьбу и уехали к Маленкову на дачу. Хрущёв понял, что отныне Булганин переметнулся в стан его противников, и он был явно озабочен усилением группы его противников.
После того как с дачи Хрущёва демонстративно ушли Булганин, Маленков, Молотов и Каганович, ко мне подошёл Кириченко и завёл такой разговор: “Георгий Константинович! Ты понимаешь, куда дело клонится, а? Эта компания неслучайно демонстративно ушла со свадьбы. Я думаю, что нам нужно держать ухо востро, а в случае чего надо ко всему быть готовым. Мы на тебя надеемся. Ты в армии пользуешься громадным авторитетом, одно твоё слово и армия сделает всё, что нужно”.
Я видел, что Кириченко пьян, но сразу же насторожился: “О чём ты, Алексей Илларионович, болтаешь? Я тебя не понимаю. Куда ты клонишь свою речь? Почему ты заговорил о моём авторитете в армии и о том, что стоит только мне сказать своё слово, и она сделает всё, что нужно”.
Кириченко: “А ты что не видишь, как злобно они сегодня разговаривали с Хрущёвым. Булганин, Молотов, Каганович и Маленков решительные и озлобленные люди. Я думаю, что дело может дойти до серьёзного”.
Мне показалось, что Кириченко завёл такой разговор не случайно, не от своего ума. И это предположение тут же подтвердилось следующими его словами: “В случае чего — мы не дадим в обиду Никиту Сергеевича”.
О Кириченко А. И. у меня всегда было плохое мнение. Я считал его “одесситом” в худшем смысле этого слова. Вот один из штрихов, характеризующих его далеко не принципиальным коммунистом:
В 1946 году я прибыл в Одессу командовать войсками округа, где Кириченко был первым секретарём Обкома ВКП(б).
Прошло пару недель, мне позвонил в штаб Одесского округа Кириченко: “Слушай, Георгий Константинович, у меня лично плохо обстоит дело с легковой машиной, а в округе имеется много хороших трофейных машин. Я прошу, дай, пожалуйста, мне одну-две машины”.
Я ответил, что машина в округе есть, но передачу надо оформить документально через ОФИ Министерства обороны.
“Ты давай машины, — сказал Кириченко, — а насчёт документов не беспокойся, у нас в Одессе любые документы сделают и не только на машину, а если нужно и на звёзды Героя” Откровенно говоря, меня поразила подобная психология Кириченко, который стоял во главе партийной организации области. Ну, конечно, машину я ему не дал, хотя он неоднократно об этом мне напоминал.
С точки зрения общей культуры Кириченко был примитивным. Я поражался и недоумевал, чем он мог заслужить у Хрущёва столь дружеское к себе отношение.
После ухода Хрущёва с Украины в Москву он и рекомендовал его первым секретарём ЦК Украины, а после смерти Сталина Кириченко был переведён в ЦК КПСС секретарём ЦК, а вскоре он стал членом Президиума ЦК, где и показал себя с самой худшей стороны.
В тот день, когда группа Маленкова — Молотова решила поставить на Президиуме ЦК вопрос о снятии Хрущёва с поста 1-го секретаря ЦК, утром мне позвонил Маленков и просил заехать к нему по неотложному делу.
Считая, что Маленков выполняет какую-то работу по заданию Президиума, я немедля поехал к Маленкову. Маленков встретил меня очень любезно и сказал, что давно собирался поговорить со мной по душам о Хрущёве.
Он коротко изложил своё мнение о якобы неправильной практике руководства со стороны первого секретаря ЦК Хрущёва, указав при этом, что Хрущёв перестал считаться с Президиумом ЦК, выступает на местах без предварительного рассмотрения вопросов на Президиуме. Хрущёв стал крайне груб в обращении со старейшими членами Президиума, в частности с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Булганиным и другими.
В заключение он спросил, как лично я расцениваю создавшееся положение в Президиуме ЦК. Я спросил Маленкова: “Маленков, вы от своего имени со мной говорите или вам кем-то поручено со мной переговорить?” Маленков сказал: “Я говорю с тобой, как со старым членом партии, которого я ценю и уважаю. Твоё мнение для меня очень ценно”.
Я понял, что за спиной Маленкова действуют более опытные и сильные личности, Маленков явно фальшивит и не раскрывает настоящей цели разговора со мной.
Я сказал Маленкову: “Поскольку у вас возникли претензии к Хрущёву, я советую вам пойти к Хрущёву и переговорить с ним по-товарищески. Я уверен — он вас поймёт”.
Маленков: “Ты ошибаешься. Не таков Хрущёв, чтобы признать свои действия неправильными и, тем более, исправить их”.
Я ему ответил, что думаю, что вопрос постепенно утрясётся. На этом мы и распрощались.
Через несколько часов меня срочно вызвали на заседание Президиума ЦК.
В коридоре Президиума я встретил А. И. Микояна и Е. А. Фурцеву. Они были в возбуждённом состоянии. Микоян сказал: “В Президиуме образовалась группа недовольных Хрущёвым, и она потребовала сегодня же рассмотреть вопрос о Хрущёве на Президиуме. В эту группу входят Молотов, Каганович, Ворошилов, Булганин, Маленков и Первухин”.
Я ему сказал о состоявшемся 2 часа тому назад разговоре с Маленковым.
Микоян сказал, что они час тому назад и с ним разговаривали.
Хрущёв в этот день с утра был занят приёмом венгерских товарищей и только что освободился. Но он уже знал, что большая группа членов Президиума потребовала немедленного созыва Президиума ЦК.
Когда началось заседание Президиума ЦК, Хрущёв спросил: “О чём будем говорить?”
Слово взял Маленков: “Я выступаю по поручению группы товарищей членов Президиума. Мы хотим обсудить вопрос о Хрущёве, но поскольку речь будет идти лично о Хрущёве, я предлагаю, чтобы на этом заседании Президиума председательствовал не Хрущёв, а Булганин”.
Молотов, Каганович, Булганин, Ворошилов, Первухин громко заявили: “Правильно!” Так как группа оказалась в большинстве, Хрущёв молча освободил место председателя, и на его место сел Булганин.
Булганин: “Слово имеет Маленков”.
Маленков подробно изложил все претензии к Хрущёву и внёс предложение освободить Хрущёва от обязанностей первого секретаря ЦК.
После Маленкова слово взял Каганович.
Речь его была явно злобная. Он сказал: “Ну какой это первый секретарь ЦК? В прошлом он троцкист, боролся против Ленина. Политически он мало грамотен, запутал дело сельского хозяйства и не знает дело промышленности, вносит путаницу в его организацию”.
Обвинив Хрущёва в тщеславии, Каганович предложил принять предложение Маленкова об освобождении Хрущёва от обязанностей первого секретаря и назначить его на другую работу.
