В «Воспоминаниях и размышлениях» маршал упоминал своего боевого товарища не раз: «Комбриг Михаил Иванович Потапов был моим заместителем. На его плечах лежала большая работа по организации взаимодействия соединений и родов войск, а когда мы начали генеральное наступление, Михаилу Ивановичу было поручено руководство главной группировкой на правом крыле фронта». Это — о Халхин-Голе. А вот краткая характеристика из 1941 года: «Потапов был смелый и расчётливый командарм, отличался невозмутимым характером, ничто не могло вывести его из равновесия».
Именно такой и нужен был в те дни на рубеже Влодава— Крыстынополь. Потапов со своей 5-й армией держал фронт протяжённостью 174 километра.
В начале осени, когда положение под Киевом вновь крайне обострится, многие войска Юго-Западного фронта по вине Ставки окажутся в окружении. В Киевском «котле» погибнет и 5-я армия. При попытке вырваться из кольца будет убит дивизионный комиссар Никишев. Генерал-майор танковых войск Потапов, раненый и контуженный, попадёт в плен. Его будет допрашивать Гудериан, танки которого замкнут кольцо окружения за спиной дивизий 5-й армии. Потом лагеря Хаммельсбург, Гогельштейн, Вайсенбург, Моозбур. В одном из лагерей Потапов будет сидеть в одной камере со старшим лейтенантом Яковом Джугашвили и делить с ним свою генеральскую пайку.
После освобождения из плена и проверки в фильтрационном лагере Потапова восстановят в звании и возвратят в войска.
И во время проверки Потапова органами контрразведки, и позже Жуков проявит к его судьбе самое пристальное и доброе внимание. Известно, какое отношение после войны было к пленным. На всех уровнях.
Вдова генерал-полковника Потапова известная актриса Марианна Фёдоровна Потапова-Модорова вспоминала: «Кто угодно, но Жуков по отношению к Потапову всегда был порядочным. И когда я позвонила его жене, Александре Авдеевне
[93], что Михаила Ивановича не стало, она так плакала: “Ой, Миша, Миша, он же был самым молодым…”».
И ещё из воспоминаний Марианны Фёдоровны: «Когда Потапов вернулся из плена, Жуков встретил его словами: “Ты мой Михаил-Архангел!” Не знаю, почему он так сказал. Но, думаю, потому, что Михаил-Архангел первый вступил в борьбу с силами Тьмы. А Георгий-Победоносец их победил!..»
Потапов уже служил, командовал войсками, но долгое время ему отказывали в восстановлении в партии. Тогда он обратился к Жукову с просьбой дать ему рекомендацию. И маршал тут же сел за стол и написал: «…Что касается командирских качеств, то товарищ Потапов был лучшим командармом, а части и соединения, которыми он командовал, всегда были ведущими. В пограничном сражении 5-я армия дралась с исключительным упорством и доблестью. Отходя под воздействием превосходящих сил противника, она неоднократно контратаковала и наносила поражения немцам. Товарищ Потапов армией управлял блестяще. Ещё скажу, что он был большой души человек, которого любили все подчинённые за его доброжелательность и понимание».
Говорят, уже после войны они порой сидели вместе где-нибудь на даче, вспоминали свою кавалерийскую юность, Белоруссию, Халхин-Гол, Украину и пели любимую песню Михаила-Архангела: «Ой вы, кони мои вороные, чёрны вороны, кони мои…»
Изъездились их кони, ускакали в смутную даль времён…
Двадцать шестого июня, когда мехкорпуса начали действовать, Сталин неожиданно отозвал Жукова в Москву. Телефонный разговор произошёл на командном пункте Юго-Западного фронта под Тернополем.
— На Западном фронте сложилась тяжёлая обстановка, — сказал Сталин. — Противник подошёл к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?
Как впоследствии оказалось, посланный под Белосток в 10-ю армию маршал Кулик вместо того, чтобы находиться в штабе армии, увлёкся войной в окопах, за наводчика орудия стрелял по немецким танкам и с винтовкой водил бойцов в атаку, воодушевляя их своим примером. Немцы прорвались, искромсали 10-ю армию. А маршала Кулика, переодевшегося в крестьянскую одежду, разведгруппа насилу отыскала в белорусских болотах, обросшего, обличьем похожего на цыгана.
Сожалея о том, что начатая атака мехкорпусов будет развиваться без него и он уже не сможет влиять на дальнейшие события в районе Киева, Жуков ответил Сталину:
— Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром.
Обстановку, царившую 26 июня в штабе Юго-Западного фронта, очень точно описал Баграмян: «Из 5-й армии возвратился генерал армии Жуков. Узнав, что Кирпонос намеревается подходившие из глубины 36-й и 37-й стрелковые корпуса расположить в обороне на рубеже Дубно, Кременец, Новый Почаюв, Гологурцы, он решительно воспротивился против такого использования войск второго эшелона фронта.
— Коль наносить удар, то всеми силами!
Перед тем как улететь 26 июня в Москву, Г. К. Жуков ещё раз потребовал от Кирпоноса собрать всё, что возможно, для решительного контрудара».
Вечером того же 26 июня уже в Москве в Генштабе Жукову доложили: Кирпонос и Пуркаев изменили направление удара корпусов и стали отводить их для усиления обороны. Начались нервные консультации по телефону. Ставка категорически запретила отвод корпусов, и контрудар был продолжен.
Но и время, и топливо оказались израсходованными на манёвры танковых дивизий в коридоре предполагаемых ударов.
Жуков нервничал. Но большего для Юго-Западного фронта сделать не мог.
Сейчас много рассуждают о тех событиях: что было бы, если бы Жукова не отозвали в Москву и контрударом мехкорпусов командовал он сам. И что могло бы произойти, если бы Кирпонос настоял на отводе танков на линию обороны и окопал бы их на самых опасных направлениях.
Но дело в том, что даже удача танкового контрудара принесла бы лишь частичный, временный успех, после которого в обстоятельствах глубокого прорыва в Белоруссии всё равно пришлось бы отходить.
Пеняют Жукову и на создание громоздких, плохо управляемых на поле боя мехкорпусов, и на их явно завышенное количество, несогласованное с возможностями военной промышленности. Из-за чего танковые дивизии некоторых механизированных корпусов оказались оснащёнными не по полному штату, по второму, так сказать, разряду и имели на вооружении устаревшие типы лёгких танков, к тому же выработавших свой ресурс. И упрёки эти кажутся справедливыми. Но, как отметил военный историк Алексей Исаев, «именно второразрядные “жуковские” танковые дивизии формирования весны 1941 г. сыграли весомую роль в дубнинских боях».
Сталин ошибся — не тот человек оказался в те дни на нужном месте. Вот что пишет о командовании Юго-Западного фронта Рокоссовский: «…никому не было поручено объединить действия трёх корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу… По отдельным сообщениям в какой-то степени удавалось судить о том, что происходит на нашем направлении. Как идут дела на участках других армий Юго-Западного фронта, мы не знали. По-видимому, генерал Потапов был не в лучшем положении. Его штаб за всё время, что я командовал 9-м мехкорпусом, ни разу не смог помочь нам в этом отношении…» И конкретно о командующем фронтом генерале Кир-поносе: «Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность… Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет её знать. В эти минуты я окончательно пришёл к выводу, что не по плечу этому человеку столь объёмные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным».
